Шрифт:
Правую руку ректора я быстро освободила от рукава, а вот с левой пришлось повозиться: ткань действительно прилипла к коже, пришлось размачивать обеззараживающим раствором и снимать горелые остатки рубашки по кусочкам.
Было очень неловко от того, что мне приходится прикасаться к его обнаженной коже и быть так близко, что я вновь почувствовала аромат его одеколона, перемешанный с запахом сгоревшей ткани.
Пока я возилась, ректор ничем не выдавал того, что ему было больно, хотя мышцы на его груди чуть подрагивали, когда я снимала очередной лоскут рубашки.
– Потерпите, - почти умоляюще прошептала я, - мне не нравится делать вам больно, но выбора нет. Я сейчас закончу и дам вам немного отдохнуть.
– Ты поэтому так краснеешь, что от тебя можно костер развести? – неожиданно спросил ректор.
– Я не краснею, - сказала я и почувствовала, как заливаюсь краской еще сильнее. – То есть краснею, но … мне просто жарко, вот и все.
Он усмехнулся:
– Или это от того, что ты впервые раздеваешь мужчину, крошка Лили?
Глава 16
– Я не раздеваю мужчину, - я возмутилась до глубины души. – Я помогаю пострадавшему обработать раны. К тому же, вы мой начальник.
– Значит ли это, что мужчину ты в начальнике не видишь? – чуть угрюмо спросил ректор.
– Никаких мужчин я ни в ком не вижу, повернитесь боком, - мне оставалось протереть заднюю сторону его плеча и можно будет накладывать мазь.
– Ах да, - язвительно ответил он. – Я совсем забыл, что у тебя Кевин – свет в окошке. А его ты раздевала?
Этот разговор был настолько нелепым, что я молча закатила глаза и ничего не ответила на этот вопрос.
– Осталось наложить мазь, - я бросила использованный кусок марли в корзину для мусора и взяла баночку приятно пахнувшего средства.
Когда я подошла обратно к ректору, то заметила, что он смотрит на меня непривычно тяжелым взглядом, от которого мне стало не по себе.
– Почему вы на меня так смотрите? Вам больно?
– Очень больно, крошка Лили, но не от ожогов, - мрачно произнес он. – Почему ты не отвечаешь на мой вопрос?
– Зачем мне на него отвечать? – я пожала плечами. – Вы же только и делаете, что провоцируете меня своими двусмысленностями. Вам забавно, что я смущаюсь, вот вы и развлекаетесь.
Я зачерпнула двумя пальцами густую мазь и предупредила:
– Может быть больно от прикосновений, придется потерпеть. Я постараюсь быстро.
Ректор продолжал смотреть на меня так, будто я только что обчистила его карманы, и он размышлял, как меня вывести на чистую воду.
Подойдя к нему ближе, я осторожно дотронулась до покрасневшей кожи на лице.
Она была горячая, и мазь моментально впитывалась в нее, словно вода в иссохшую землю.
Я зачерпнула побольше, надеясь, что она поможет заживить кожу. Будет обидно, если на таком красивом лице останется шрам.
Ректор стоял, не двигаясь, закрыв глаза, а по его лицу расползалась… улыбка?
– Вам смешно? – сурово поинтересовалась я.
Вот так стараешься, заботишься, а он веселится!
– Нет, не смешно. Просто приятно, - мягким голосом ответил он. – Хоть что-то сегодня может быть приятным? Кстати, а Кевина ты раздевала?
– Нет! – я выпалила ответ прежде, чем успела подумать, и моментально разозлилась. – Почему вам это интересно? Это же моя личная жизнь! А даже если и раздевала, то что?
Последнюю фразу я бросила с вызовом в голосе, активно втирая мазь ему в кожу, не заботясь о том, больно ему или нет. Вот нахал!
Ректор засмеялся под моей рукой:
– Спасибо за ответ, я так и думал. Иначе бы ты не краснела тут, будто я на невинность твою покушаюсь.
Я промолчала, продолжая наносить мазь. Его кожа под моими руками смягчалась и мне нравилось к ней прикасаться.
Под пальцами словно забегали крохотные искры, проникая глубоко внутрь, будто бы наполняя живительной энергией каждую клетку.
Очень необычное ощущение.
Кажется, что-то подобное почувствовал и ректор, т.к. внезапно с силой прижал мою руку к себе и пробормотал:
– Подержи секунду. От твоей руки боль уходит.
Я замерла, не шевелясь. Под моей ладонью равномерно билось его сердце и перекатывались мускулы, и этот жест казался весьма интимным.
Но если ему от этого становится легче, то, наверное, ничего такого в этом нет.