– Ох, прости, дорогая! – огорчилась Кларисса. – Я не хотела напоминать тебе о твоей потере.

Она подошла к кровати, закрыла глаза и подержала каждый сверток в руках. Бумага еле слышно зашуршала, а когда звуки затихли, Кларисса довольным голосом произнесла:

– Ну вот, твой форменный гардероб готов. Я взяла на себя смелость и подобрала для тебя три платья, пару обуви и зимний теплый плащ. Твой личный плащ, ты меня извини, конечно, никуда не годится. Если понадобится белье, то только намекни: его можно заказать в городе, а Герберт раз в три дня забирает с почты письма и посылки, – она заговорщицки подмигнула.

Я очень обрадовалась тому, что она заговорила о почте, и сразу же спросила:

– Кларисса, а могу я отправить письмо? Я бы хотела написать Кевину, своему жениху, что со мной все в порядке, а то он, наверное, с ума сходит от беспокойства.

Она помолчала минуту и ответила:

– Думаю, что можно! Попросишь Герберта захватить его с собой, он как раз завтра поедет на почту.

Я долго благодарила Клариссу, предвкушая, как сяду писать письмо Кевину. Она же удалилась, напомнив мне, что завтрак вот-вот будет готов, и мне стоит поторопиться.

После ее ухода я отдернула шторы и выглянула в окно. Солнце еще не встало, но густая ночная темнота начинала отступать.

В утренних серых сумерках я увидела большое двухэтажное здание, похожее на каменную коробку. Перед ним был небольшой стадион с трибунами, по которому бегали по кругу небольшие группы людей.

Наверное, это учащиеся, которых заставляют заниматься физкультурой с утра пораньше. Чуть присмотревшись, я обратила внимание, что все они мужчины, да еще и раздетые по пояс.

Ничего себе, какие тут порядки! Мало того, что студентов заставляют вставать так рано, так еще и норовят заморозить! Интересно, куда смотрят их родители?

Я вспомнила, как сама замерзала в лесу, и зябко поежилась.

Разузнаю после завтрака у Клариссы, чему тут учат бедолаг студентов.

Однако, как только я съела свою кашу и запила вкуснейшим кофе с молоком, меня перехватил Герберт.

Он по-прежнему смотрел на меня неприязненно, явно продолжая подозревать меня в шпионаже.

– Пойдемте, - буркнул он. – Я покажу вам рабочее место и скажу, чем вы будете заниматься.

Пока мы шли по коридору первого этажа к кабинетам, я, едва поспевая за ним, решила уточнить:

– Кларисса сказала, что вы завтра поедете на почту. Можно попросить вас отправить мое письмо?

Он так резко остановился, что я чуть не врезалась ему в спину. Обернувшись ко мне, он прошипел:

– Не знаю, что вы там себе надумали, но я вам не мальчик на побегушках! Со мной ваши женские штучки не сработают, и не пытайтесь!

Это было так внезапно и обидно, что я растерялась:

– О чем вы говорите, господин Герберт? Какие еще штучки?

– Вот только не надо тут прикидываться невинной овечкой! Я сразу же понял, что вы положили глаз на господина ректора и мечтаете залезть к нему в постель!

Это было настолько оскорбительно и нелепо, что я не могла подобрать слова в ответ. Пока я хлопала глазами, Герберт распалялся дальше:

– Думаете, вы первая такая, кто хочет решить свои проблемы подобным образом? Да я вас всех насквозь вижу, э-э-э… профурсеток!

Я наконец-то справилась с шоком и возмущенно парировала:

– Что вы себе позволяете? Я не давала повода думать о себе в подобном роде! Это оскорбительно! Тем более, подозревать меня в связи с господином ректором... Фу!

Последние слова вылетели у меня помимо моей воли, но обвинения Герберта так меня разозлили, что я не успела вовремя прикусить язык.

Хлопнула входная дверь и знакомый низкий голос произнес:

– Что именно с господином ректором – фу?

Герберт побледнел, оторвал от меня свой жалящий взгляд, изящно повернулся к ректору и напыщенно произнес:

– Я показал нашей помощнице архив с документами, а она нашла его немного запыленным, вот и удивилась, как мы с вами там могли работать. А для краткости сказала «фу».

А Герберт, оказывается, тот еще врунишка! Интересно, зачем ему меня выгораживать? Или он прикрывает себя?