13

ДАНИ

— Ты наказана. На неделю, — заявляет мама, тыча пальцем в кухонный стол и глядя на меня сверху вниз поверх очков для чтения. Она выглядит как идеальный образ директора, ругающего ученика за то, что тот ушел за пределы кампуса и нарушил правила.

— Ты не можешь быть серьезной, — возражаю я. — Господи, мне девятнадцать.

Мои родители были так разгневаны на меня, когда я вернулась домой вчера поздно вечером, что отправили меня в мою комнату, не поговорив со мной. Затяжная угроза «мы разберемся с тобой утром» висела надо мной всю ночь, не давая мне уснуть до раннего утра, хотя я знала, что сегодня мне на занятия.

— Ну, может быть, если бы ты вела себя как взрослая, мы могли бы и относиться к тебе как ка взрослой. Но пока ты живешь под этой крышей, ты следуешь нашим правилам, — вмешивается папа с грозным выражением лица, когда он парит за сиденьем моей матери.

Глубокие круги обрамляют его голубые глаза, напоминая мне, что он, вероятно, сейчас находится в состоянии огромного стресса на работе. И я не помогаю. Ненавижу видеть его таким расстроенным. И гильдия тяготит меня, поскольку я отчетливо вспоминаю, какое разрушительное воздействие я могу оказать на здоровье моего отца.

Бен всегда был бунтарем, преждевременно добавив седину отцу из-за своих безрассудных трюков. Самый последний случай — когда папарацци удалось сфотографировать его, нюхающего кокаин на ночной домашней вечеринке какого-то ребенка из трастового фонда, что чуть не убило моего отца.

Папа пережил серьезный эпизод, когда эта история попала на первую полосу. Он попал в больницу с сильным учащенным сердцебиением, граничащим с панической атакой. И тогда врач сказал ему, что, если он не будет более активно справляться со стрессом, у него может случиться сердечный приступ.

Даже Бен приложил значительные усилия, чтобы добиться большего после этого. Но, как всегда говорит мой брат, я хороший ребенок. Та, о которой моим родителям не придется беспокоиться. И это делает мою вину еще более удушающей, когда я думаю о том, к чему может привести мой бунт.

Тем не менее, разочарование накатывает во мне после того, как я пришла домой и обнаружила, что заперта в той же стеклянной клетке, где меня всегда держали родители.

— Ты не можешь покидать город, не сообщив нам, куда ты направляешься, с кем собираешься и когда планируешь вернуться. — Мы очень волновались! — Ругается мама.

— Это несправедливо. Я написала тебе, где я была, — возразила я, ссутулившись в кресле и скрестив руки на груди.

— Да, через несколько часов после того, как ты закатила ту небольшую истерику и выбежала из дома, — парирует она. — Кстати о текстовых сообщениях, отдай свой телефон.

— Что?

Мама протягивает руку вперед ладонью, молча требуя, чтобы я передала телефон.

— Твой телефон. Отдай мне. Никаких сообщений, никаких посещений друзей, никаких поездок в парки. Ты только можешь ходить на занятия и сразу возвращаться домой. На следующей неделе тебе лучше быть именно там, где мы ожидаем, что ты всегда будешь находиться. А если ты проверишь меня в этом, помоги мне Бог, я запру тебя в твоей комнате на месяц.

— Мама! — Возражаю я, резко выпрямляясь на стуле. — Папа, ты не можешь думать, что это разумно.

Но когда я смотрю на его измученное лицо, я обнаруживаю, что мое сопротивление рушится. Потому что, как бы я ни ненавидела ограничения своей жизни, я не хочу быть причиной того, что мой отец снова окажется в больнице. Какими бы нелепыми ни были его правила, я знаю, как сильно он меня любит. Отчасти поэтому он так много напрягается.

— Даниэль, послушай свою мать, — категорически приказывает он, его губы образуют неумолимую прямую линию.

Гневные слезы жгут мои глаза, когда я смотрю на родителей. Против их единого фронта у меня нет шансов. И я знаю, что дальнейшее продвижение может закончиться разрушительными последствиями. Засунув руку в задний карман, я выдергиваю телефон и шлепаю его маме в ладонь.

— Вот, счастлива? — Рычу я. — Теперь я не смогу испортить твой идеальный семейный имидж. — Я знаю, что несправедлива, и их беспокоит не только наш общественный имидж. Но сейчас я так зла, что едва вижу ясно. Отодвигая стул, я поднимаюсь из-за кухонного стола, так и не прикоснувшись к завтраку.

— Дани! — Моя мама охает, потрясенная моим поведением.

Но мне все равно. После одного из лучших выходных в моей жизни, проведенных с Ефремом, в которого я влюбляюсь все сильнее каждую минуту, я вернулась в реальность. И эта удушающая жизнь, которую я так долго терпела, вдруг кажется еще более удушающей.

Схватив с пола рюкзак, я бегу к входной двери.

Картина кажется слишком знакомой, когда я сбегаю по ступенькам своего дома, не сказав ни слова охраннику, а он смотрит, как я ухожу, тоже не сказав ни слова. Только на этот раз я резко поворачиваю направо, в сторону метро и школы.