Я была настолько поглощена своими мыслями о Ефреме и о том, что он мог подумать, что не до конца осознала, почему мне так понравилось это фото. Но она права. Это впечатляющий кадр. Помимо пленительного выражения ослепительно красивого лица Ефрема, которое до сих пор полностью захватило мое внимание, мне удалось перевести камеру в необычный фокус. Тот, который почти сосредоточен на его губах, а не на глазах.

Его глаза притягивают взгляд, их интенсивность требует внимания, но мое внимание удерживает тонкий изгиб его губ, легкая пыль светлых волос на лице, которые почти переливаются, отражая свет.

Энергия фотографии исходит от напряжения его мускулистой шеи, вен, заметных на гладкой серой коже. А его сильные плечи почти кажутся расслабленными, не выдавая напряжения, как у большой кошки, приседающей в поисках добычи.

Оттенок зелени, который я уловила на заднем плане, совершенно не в фокусе и выглядит как странные, туманные фигуры, образующие ореол вокруг его головы. Это тонкий намек на то, что он находится в своей естественной среде обитания, а не в какой-то студии, где я подправила свет, чтобы так идеально подчеркнуть твердую линию его челюсти.

Меня привлекает на фотографии все, и я думаю, что мой профессор, возможно, прав. Возможно, я достаточно хорошо поработала, чтобы затусить в одной из самых популярных художественных галерей Нью-Йорка.

Мне отчаянно хочется рассказать об этом Ефрему и спросить, согласен ли он с этим, потому что я не хочу отсылать фото, если он предпочитает сохранить свою анонимность. Я знаю лучше, чем кто-либо другой, насколько отвратительно может быть, когда кто-то сфотографировал тебя без твоего разрешения и повесил это в каком-нибудь общественном месте, чтобы все могли на него поглазеть.

А это я сделала в уединении усадьбы Петра, пока мы с Ефремом просто развлекались. И хотя мир, возможно, этого не знает, я запечатлела момент перед одним из самых интимных событий в моей жизни. Я не хочу все испортить, полагая, что он не против, чтобы его выставили напоказ.

Так что мне придется просто подождать. Потому что я не могу с ним связаться. Не раньше, чем, через четыре дня.

Это звучит как мучительно долгий срок. Еще раз замечаю, что мне бы хотелось, чтобы он выследил меня в школе. Позволил мне объяснить, что происходит, и по пути домой мне очень хочется забежать к дому Петра и посмотреть, там ли он.

Вероятно, он был бы там. Но остановка у Петра и Сильвии окажется недолгой. И я не смогу заставить себя объяснить, почему я зашла только поговорить с Ефремом, но не могу остаться. Почему-то это кажется предательством во многих смыслах.

Кусая губы, я снова обращаю внимание на изображения, которые мне еще нужно распечатать, пытаясь подавить нарастающую внутри тревогу.

Я уверена, Ефрем поймет… Да?

14

ДАНИ

— Дани, ужин! — Мама зовет снизу лестницы.

Закрывая ноутбук, где я работала, чтобы подправить изображение, я готовлюсь к вечеру развлечений. Потому что, пока я все еще нахожусь под арестом, Бен должен привести домой своего хорошего друга Михаила Сидорова, парня, который, как он недавно сказал папе, может быть заинтересован в финансировании его кампании.

И мне сказали вести себя как можно лучше.

Застонав от сопротивления при мысли о том, чтобы улыбнуться и притвориться, что получаю удовольствие, я поднимаюсь со стула и проверяю свои волосы в зеркале, прежде чем спуститься вниз.

Прошло пять дней с тех пор, как я последний раз видела Ефрема. Он не заходил в мою школу. И я искренне начинаю беспокоиться о том, что он подумает о моем молчании. Меня беспокоит, что он не появлялся. И эта назойливая мысль о том, что он потерял ко мне интерес теперь, когда мы занимались сексом, кажется, с каждым днем становится все более настойчивой.

Это постоянные усилия держать свои эмоции под контролем, убеждать себя, что все будет хорошо, как только у меня появится возможность объясниться. Я настолько измотана, что думать о гостях на ужине — это последнее, что мне хочется делать, даже если один из этих гостей, — мой брат, один из моих самых любимых людей на свете.

— Привет, Дани, — приветствует меня Бен, как только я добираюсь до площадки нижнего этажа.

И несмотря на мое плохое настроение, как только я вижу брата, я не могу сдержать улыбку. Пропустив последние несколько шагов, я бросаюсь в его объятия. Он игриво разворачивает меня, выдавливая воздух из моих легких, а затем ставит меня на ноги.

— Позволь представить тебе Михаила Сидорова. — Говорит он, обращая мое внимание на мужчину, стоящего рядом с папой в прихожей.

Кажется, их уже представили, когда бизнесмен вышел вперед, чтобы пожать мне руку. Шелковистая улыбка изгибает его губы, но не доходит до темных глаз, которые оценивают меня с холодным интеллектом. Ни одна прядь его идеально покрытых гелем волос не находится не на своем месте, короткие темные волны уложены назад от лица профессионально и вне времени.