Я внимательно следую за Петром по коридору, окруженному дверями, в дальний конец, Вэл следует за мной. А когда мы входим в открытый конференц-зал, музыка значительно стихает. Когда дверь за нами тихо запирается, комнату наполняет тишина.

Скручиваясь от отвращения, я осматриваю двадцать с лишним девушек, разбросанных по всему залу. Их возраст варьируется от двадцати с небольшим до одной девушки, которой не может быть больше четырнадцати. Больная ярость поглощает меня при виде состояния, в котором они находятся.

Хотя у них, судя по всему, была возможность помыться и всем выдали чистую одежду, очевидно, что они находятся на разных стадиях травмы. Некоторые вздрагивают и съеживаются при виде нас. Другие смотрят остекленевшими глазами в пространство — скорее всего, все еще под действием наркотиков.

На их руках, ногах и лицах синяки, напоминающие мне о том, как один живодер так грубо обошёлся с Дани. Убийственная ярость сжимает мою грудь при воспоминании. Михаил и его люди — больные, извращенные придурки, заслуживающие медленной и мучительной смерти.

— Некоторых избиты довольно сильно. Нам пришлось отвезти одну девушку в больницу, — признается Глеб мрачным тоном, хотя он сохраняет родной язык, возможно, чтобы не расстраивать девочек своими словами.

Петр бросает на него суровый взгляд. Любое вмешательство более крупных организаций, в частности полиции, может поставить под угрозу нашу Братву и вовлечь нас в произошедшую перестрелку.

— Эй, с порезами и синяками мы справились, — защищаясь, говорит Глеб. — Но рука у нее, скорее всего, была сломана, а скула выглядела разбитой. — Ей нужен был врач.

Хотя капитан Петра и рисковал, но если девочке, которую он отвез в больницу, было хуже, чем то, что я здесь вижу, я не могу не согласиться с его решением.

— Может ли кто-нибудь отследить это до нас? — Спрашивает Петр, поддерживая разговор по-русски, ровным голосом. Должно быть, он пришел к такому же выводу.

— Нет, а девушка, она казалась достаточно здравомыслящей, и я готов поспорить, что она сломала руку, отказываясь позволить им уколоть ее. И ноги у нее работали нормально. Мы подвезли ее к обочине через дорогу от больницы, и она сама вошла внутрь.

Петр кивает, снова обращая внимание на девушек перед ним.

— Они уже что-нибудь сказали?

Глеб качает головой.

— Немного. Когда мы привезли их сюда, большинство из них были под действием веществ, которые им вкололи. — Ледяная ненависть в его тоне отражает мою собственную, все внимание сосредоточено на Братве Живодеров и их отвратительно прибыльном бизнесе по торговле людьми в целях сексуальной эксплуатации.

Конечно, Велесы известны своей жестокостью. Да, мы являемся крупным дистрибьютором незаконных наркотиков по всему восточному побережью, но я считаю совершенно ненормальным, что Михаил Сидоров зарабатывает деньги, похищая женщин, накачивая их наркотиками так, что они едва могут вспомнить свое имя, а затем продавая их, тому, кто предложит самую высокую цену. И как только они использовались настолько тщательно, что он не мог получить выгоду от их содержания, он продавал их и отправлял по всему миру мужчинам, которые могут использовать их для еще более темных и садистских фантазий.

— Судя по всему, это была свежая партия, которую они привезли из разных городов Среднего Запада. Я думаю, они накачали девочек наркотиками, чтобы они оставались пассивными. Дорога из Колорадо долгая. Я уверен, что им пришлось сделать несколько остановок по пути.

Тяжело вздохнув, Петр подходит к ближайшей девушке. Длинные тяжелые волны черных волос ниспадают по ее спине и плечам. Ее овальное лицо и тонкий нос подчеркивают темные, выпуклые глаза. Их элегантная форма слезы, обрамленная красновато-коричневой кожей, заставляет меня задуматься, не может ли она быть восточно-азиаткой или, возможно, гавайкой по происхождению. И в отличие от множества девушек со стеклянными глазами, которые сидят вокруг нее, она смотрит на нас острым, умным взглядом, как только мы приближаемся.

— Как тебя зовут? — Спрашивает Петр, переходя на свой безупречный английский.

Девушка вызывающе вскидывает подбородок. Ее глаза метнулись к Глебу, словно спрашивая, безопасно ли отвечать, и он выдает тончайшие узлы.

— Мелоди, — смело заявляет она, хотя я улавливаю легкую дрожь в ее голосе, свидетельствующую о ее сохраняющемся страхе.

— Откуда ты, Мелоди? — Мягко спрашивает Петр.

— Оаху, изначально. Я переехала в Колорадо шесть месяцев назад.

— Твоя семья там? — Спрашивает он.

Я внимательно изучаю девушку, пока она корчится, явно чувствуя себя неловко от этого вопроса. Петр, кажется, тоже это заметил и после минуты молчания переходит к следующему.

— Сколько тебе лет, Мелоди?

— Восемнадцать.

— У тебя есть безопасное место, куда можно пойти? — Спрашивает он.

Мелоди делает паузу, ее губы открываются, но не издается ни звука. Затем ее взгляд падает на пол, и она качает головой.

— Нет друзей? Нет родственников, которые могли бы тебя приютить? — Давит Петр.