Мой член пульсирует от ее невероятной напряженности. Мне почти больно, когда ее дырочка сжимается вокруг моей эрекции, практически перекрывая кровообращение. Но Дани не использует свое стоп-слово. Поэтому я продолжаю двигаться вперед.

Рыдания вырываются из ее легких, и, несмотря на мой гнев, мне нужно дать ей немного облегчения. Обхватив ее бедра, я прижимаю пальцы к ее клитору и начинаю кружить. В ответ она сильно вздрагивает, ее дыхание затруднено. А потом я чувствую, как она слегка расслабляется вокруг моего члена. Только тогда я продолжаю двигаться глубже в ее задницу. Дани дрожит подо мной, ее глаза крепко зажмурены. Ее клитор дергается под моими пальцами, кажется, она возбуждена, несмотря на боль.

Как только я вхожу по самые яйца глубоко в ее задницу, я начинаю раскачиваться. Она настолько тугая, что я сначала могу продвинуться внутри нее лишь на несколько дюймов, но по мере того, как мои пальцы продолжают кружить, а она привыкает к незнакомому проникновению, кажется, она действительно находит удовольствие.

Когда ее бедра наклоняются, позволяя мне получить лучший угол, я ускоряю темп, одновременно усиливая толчки.

— Ооооооооооооо, — стонет она, сжимая пальцы перед зеркалом.

Ее губы приоткрываются, а глаза открываются, чтобы на мгновение найти мои, прежде чем ее горячее дыхание затуманивает отражение, но в этом взгляде я увидел чистую, неподдельную похоть.

И несмотря на все, мне чертовски нравится, что ей нравится, когда мой член находится у нее в заднице.

24

ДАНИ

Я так близка к тому, чтобы кончить. Моя задница сжимается вокруг члена Ефрема, а его пальцы мастерски обхватывают мой клитор. И хотя я никогда в жизни не чувствовала такой боли, как при первом проникновении, я не могу поверить, как меня возбудило то, что он заполнил мою запретную дырочку.

Мой клитор пульсирует от надвигающегося оргазма, зависая прямо на краю. Но как раз перед тем, как я падаю, Ефрем убирает руку с моего клитора и сжимает мое бедро.

И он сильно в меня врезается.

Длинный, ноющий стон срывается с моих губ, когда я отскакиваю от стойки под силой его толчков, снова и снова прижимаясь щекой к зеркалу.

Это чертовски хорошо. Я не знаю, как и почему, но боль и удовольствие почти вызывают у меня кайф. И хотя Ефрем перестал играть с моим клитором, я снова чувствую, как нарастает мой оргазм.

Я рыдаю, когда он ударяет меня из ниоткуда, моя киска пульсирует, и клитор пульсирует от проникновения в задницу. Ефрем еще раз обнимает меня за бедро и вводит два пальца в мою киску. Не стимулируя, просто проникая, как будто он хочет почувствовать, как я приближаюсь. Он продолжает толкаться, моя киска доит его пальцы, и когда я распутываюсь под ним, он безжалостно вбивается в меня.

Я видела бурю в его глазах, предупреждение. Это почти напугало меня. Но даже когда он жестоко требует меня, я настолько поглощена желанием, настолько возбуждена его прикосновениями, что мой страх тает под жаром моего влечения.

Его член набухает и напрягается, предупреждая меня, что он здесь, со мной. И с глубоким ворчанием он находит свое освобождение. Глубоко вонзая яйца в мою задницу, он с силой прижимает меня к стойке, прижимая к ней, пока накачивает меня своим семенем. Тепло его спермы кажется чужеродным в моей заднице, и я дрожу.

Тяжело дыша, я падаю на стойку, позволяя ей удерживать мой вес, пока он отпускает мои волосы. Он вырывается из меня без предупреждения, и я задыхаюсь от пульсирующей пустоты, которую он оставляет после себя.

Следя за ним глазами в отражении зеркала, меня беспокоит напряжение, которое все еще напрягает его лицо. Это возвращает меня к реальности, к грязному туалету стриптиз-клуба, и я думаю об уровне агрессии, с которой он меня трахал. Внезапно это кажется грязным и бессмысленным, как будто он сделал то же самое, чтобы использовать мое тело, совсем не то интенсивное соединение, которое обычно приносит нам секс. И хотя это все еще возбуждало меня, оно принесло тот терапевтический эффект, которого я ожидала. Теперь я не знаю, как поступить. Это выглядит иначе, чем в прошлый раз, когда мы ссорились.

Хотя мои ноги дрожат, я встаю, поправляю трусики и поворачиваясь к Ефрему.

— Тебе следует уйти, — категорически заявляет он, собирая себя снова.

Слезы жгут мои глаза от холодной отстраненности в его голосе, как будто он покончил со мной теперь, когда израсходовал свой груз. Его голубые глаза таят в себе незнакомый лед, который глубоко врезается мне в душу. И я не могу дышать, чувствуя, как давление сжимается со всех сторон.

С глубокой обидой я поворачиваюсь к двери туалета и убегаю.