Томасин пискнула, когда Дайана, увлекшись, сильно дернула ее за волосы. Зато боль помогла ей хоть немного взбодриться, ведь от обилия ненужной ей информации девушку уже порядочно клонило в сон.

— Сто двадцать пять образов по-настоящему впечатляли воображение, — вещала Дайана, — чуткое внимание к деталям: вышивки золотыми нитями, роспись по шелку, изображения с амфор и мозаик, отсылки к искусству, архитектуре и религии, невероятные головные уборы. Накидки из сетей, которые по мифам носили жрицы Астарты, образы нимф в воздушных, эфемерных платьях, расписанных цветами. Образы богинь: Ники, Афины, Артемиды.

Пазл сложился, и Томасин наконец-то поняла, к чему таким витиеватым путем ведет Дайана. Еще до Цитадели, до попыток стать образованнее, она слышала это имя. Так ее называла старая женщина, съеденная мертвецами. Артемида. Вечно юная богиня охоты.

Томасин пыталась вспомнить хоть что-то о той старухе, что была к ней добра, но память вымарала черты ее внешности и даже голос, осталась лишь жуткая картина ее гибели. Она споткнулась, и твари навалились на нее всей толпой, полностью скрыв несчастную от взгляда девушки. Понятное дело, что щуплая девочка-подросток уже не могла ей помочь. Томасин думала об этом, позволяя Дайане играть с собой, словно с куклой. Она отстранилась от происходящего и отчужденно наблюдала, как ловкие пальцы женщины стягивают с нее невзрачные вещи работницы и заменяют другими — красивыми и роскошными, достойными богини.

В душевой было прохладно, и Томасин мигом продрогла в тонких чулках и белье из приятной к телу ткани. Дайана повозилась, застегивая поверх груди девушки черную портупею с золотой фурнитурой от столь обожаемого ей бренда Agent provocateur, над магазином которого она столько вздыхала в опустевшем торговом центре.

— Ты все-таки богиня охоты, — пояснила Дайана, — нужно добавить тебе какую-то перчинку. Агрессивность. То, что надо, — она удовлетворенно улыбнулась и полезла в чехол за обувью. Ей не удалось отыскать оригинальные серебряные туфли Retro Rose от Stuart Weitman, самые подходящие к образу по ее словам, но в молле сыскалась достойная реплика. Томасин ничего в этом не смыслила, но порадовалась, что обошлось без головокружительных каблуков, с которых она бы позорно свалилась во время представления. По правде, и ей кое-что приглянулось в одном магазине — удобные, но яркие и кокетливо украшенные стразами кроссовки, но Дайана наотрез отказалась рассматривать этот вариант. Она пообещала подарить их своей подопечной в случае успеха.

Платье тоже лишь отдаленно напоминало ту самую коллекцию, показ которой состоялся в святилище Конкордии, но было выполнено в похожем стиле. Материалы были дешевле, работа не такой филигранной, и все же — струящиеся волны ткани наводили на мысли об античности. Зато тонкий, невесомый венец, увенчавший сложную прическу Томасин происходил корнями именно оттуда, со ступеней храма на Сицилии, и она искренне восхищалась талантом Дайаны к поиску сокровищ.

В качестве последнего штриха она нанесла духи, сопроводив этот почти ритуальный жест очередной загадочной речью, почти заклинанием:

— Тебе бы, бесспорно, больше подошел аромат «Lueve», — усмехнувшись, сказала Дайана, — но я нашла кое-что получше у того же бренда. По легенде, парфюмер Серж Лютанс долго не мог выбрать компонент для этой композиции, пока ему не подсказал луч луны, указавший на пробирку с мускусом. В поздней античности Артемида стала еще и богиней луны. Символично, не правда ли?

За окном уже встало солнце. Они проторчали тут всю ночь. Немудрено, что у Томасин слипались глаза. Ресницы и веки были непривычно тяжелыми от косметики. Дайана подвела ее к небольшому зеркалу, чтобы показать результаты своих трудов, и девушка искренне восхитилась прекрасной незнакомкой в отражении. Томасин не могла поверить, что это она — особа с элегантной прической и венцом в волосах, с макияжем, делающим взгляд более острым и надменным. Легкая персиковая ткань платья парила вокруг нее облаком, но жесткости образу придавали ремни портупеи, выглядывающие из глубокого выреза.

— Золушке пора на бал, — сказала Дайана, повернув лицо к окну, и тусклый утренний свет обличил усталость женщины, всю ночь тщательно творившей из маленькой дикарки настоящую богиню.

— И без глупостей, — уже серьезнее продолжала наставница, вложив Томасин в руки древко лука и стрелу, — правитель будет наблюдать за вами за зеркалом Гезелла, такие раньше использовали в допросных. Оно прочное, даже не пытайся разбить его и напасть. Тебя убьют быстрее. И все мои старания псу под хвост.

— Ладно, — вздохнула Томасин, подивившись раздражающей проницательности Дайана. Женщина, должно быть, предугадала ход ее мыслей с того момента, как в поле зрения Томасин нарисовался лук. А ведь она всерьез рассматривала идею попытаться убить местного царька и устроить переворот, чтобы освободить Зака и друзей, как бы это ни было самонадеянно и опасно. Всяко лучше, чем строить из себя милую девчушку, заинтересованную в теплом местечке среди других наложниц.

Но Дайана права: ее просто убьют. Капернаум построили не идиоты. Или идиоты, но в бронежилетах и с оружием. Так что одно неаккуратное движение девушки — и все.

Томасин привыкла действовать по обстоятельствам. Все же одна стрела лучше, чем ничего. Уж она нашла бы ей применение, если бы имела возможность добраться до очередного ублюдка, вообразившего себя богом на этой мертвой земле.

Дайана пыталась уговорить ее прочитать какие-то стихи на античную тематику, но после долгих споров сдалась. Томасин настаивала на своем. В итоге они единогласно пришли к выводу: ей и правда лучше делать то, что она умеет, чтобы не облажаться и не выставить себя посмешищем. А она умела стрелять. Лук был красивой безделушкой, но выполнить свою функцию мог. От Томасин требовалось подбросить в воздух яблоко и ловко прострелить его на лету. В этом не было ничего сложного. В мгновение, пока тетива вибрировала под пальцами, она почувствовала себя живой и свободной. Она вспомнила, зачем делает все это, ввязавшись в странные игры Дайаны.