Потом, если погода хорошая, они идут гулять по окрестностям, и Милли останавливается на каждом шагу, чтобы поболтать со всеми соседями и представить им свою новую американскую подругу Сильви (а вчера и вовсе сократила ее до «Сил»). По пути они здороваются с собаками, с малышами, гуляющими в колясках в сопровождении непостижимо юных мам или несколько чопорных или застенчивых иностранных нянь, со случайными прохожими и, чаще всего, с сестрами О’Лири, двумя богемными дамами, никогда не бывавшими замужем — они тоже ежедневно выходят на утреннюю прогулку.

На очередной прогулке в сырой и холодный день, уже на второй неделе их знакомства, Милли обсуждает широкий круг вопросов: шоколадный торт (посыпать ли его сверху миндальной крошкой?), Эйдин (как она там, в новой школе?), сына ВД, который звонит ей, только когда потребуются деньги, ревматизм, размер собственной груди… Сильвия выслушивает эти монологи внимательно и серьезно, с неподдельным интересом, и Милли чувствует, что уже просто влюблена в нее. Когда дорога идет под уклон, американка заботливо берет Милли под руку.

Милли слышит рев мотора раньше, чем видит сам двухэтажный автобус, летящий по узкой, извилистой дороге.

— К стене! — кричит Милли. — Водитель бешеный!

Женщины, смеясь над этим ЧП, которое сами же себе и организовали, отбегают к обочине и прижимаются к старинной каменной ограде. Краем глаза Милли видит море — бушующее, прекрасное в своем неистовстве. Огромный автобус проносится мимо, Милли смотрит ему вслед, видит, как водитель машет ей рукой, и машет ему в ответ.

— Вы спасли мне жизнь! — смеется Сильвия. — Идемте, нам все равно пора возвращаться. Вас ждет сюрприз.

Сюрприз оказывается совсем не таким, какого ожидала Милли. Не цветок в горшке, не банка хрустящего рисового печенья, которую Сильвия принесла ей в первый день. Это вообще не вещественный подарок. Сильвия ведет Милли на кухню и распахивает дверцу шкафчика возле раковины.

— Та-дам!

Шкафчик неузнаваем. Нижняя полка выскоблена дочиста и покрыта каким-то синим сорбирующим ковриком. Чашки, блюдца и кружки не только сверкают чистотой — они собраны все в одном месте и расставлены аккуратными рядочками. На полке повыше — идеально ровная стопка чистых салатниц, а рядом — такая же ровная стопка чистых тарелок на таком же синем коврике. Здесь царит порядок — идеальный, продуманный, ошеломляющий.

С какой-то подчеркнутой торжественностью Сильвия распахивает следующую дверцу. Здесь, очевидно, отведено место для стаканов и бокалов, а в соседнем шкафчике, где раньше были свалены самые разнородные предметы, теперь разместилось все необходимое для выпечки, и все это тоже выглядит красиво. Мука и сахар больше не хранятся в бумажных пакетах: Сильвия пересыпала их в высокие стеклянные банки с пробковыми крышками, как на картинке в журнале о домашнем дизайне. Рядом — специи, макароны, рис, консервы и так далее.

От ее кухни Сильвия не оставила камня на камне.

Милли стоит посреди комнаты, разинув рот, обуреваемая противоречивыми эмоциями. Сильвия не имела никакого права шариться в ее вещах без разрешения, даже без предупреждения, и устраивать такие радикальные перестановки! Да кто она такая? Всего лишь наемная работница, получающая жалованье в конверте, она и в доме-то появилась всего пару недель назад. А главное — что Сильвия хочет сказать таким непрошеным вмешательством? Что у нее, у Милли, на кухне бардак? Что она никуда не годная хозяйка? Эта мысль — о том, что Сильвия, пожалуй, ее все-таки не понимает, а может, просто жалеет, — оказывается неожиданно горькой.

И в то же время Милли ощущает прилив благодарности. Сильвия явно не один час трудилась с одной-единственной целью — порадовать ее, Милли, пусть даже ей это не вполне удалось. Но намерения-то у нее были добрые. И нельзя отрицать, что новый порядок в шкафах и ящиках (да, ящики тоже преобразились) намного удобнее прежнего и, пожалуй, в целом лучше.

— Когда же вы успели? — спрашивает наконец Милли.

— Ой! Вам не нравится?

— Не то чтобы не нравится, а…

— Я работала понемножку каждый день. А закончила сегодня утром, пока вы отдыхали.

Милли подходит к первому шкафчику и ошеломленно разглядывает чайный сервиз ручной росписи — в нежных бледно-розовых розочках, вьющихся по серо-зеленым лозам.

— Где это вы его откопали?

Ах, это? — Сильвия улыбается. — Он лежал наверху, под кроватью в одной из спален. Я сначала решила, что это мусор. Он был в таком пластиковом пакете, знаете, как из магазина.

— Мне этот сервиз уже много лет на глаза не попадался.

— Он такой красивый! Давайте из него чай пить.

— Но он ведь не на каждый день.