Удушающую вину чувствую. За то, что изначально Марьям в такое положение поставил.

— Хорошо, — со скрипом соглашается девушка. — Можешь взять у дяди деньги.

Я протягиваю купюру малому. Он выхватывает, поблагодарив. Уносится платить за развлечение.

Мара тоже отходит. Удивлённо вижу, как она забирает пульт управления у мужчины. А после… Едва за мной не прячется, управляя машинкой.

— Что? — фыркает на мой взгляд. — Я не позволю сыну вот так вот рулить и куда-то въехать. Это опасно.

— Сказала та, которая на картинге рассекала.

Автоматом всё внутри вздрагивает. Как заученный рефлекс, стоит вспомнить, как Марьям рассекала на корте.

Гнала, как сумасшедшая. Любила скорость. А меня скручивало каждый раз, стоило подумать, что она не справится с управлением и врежется куда-то. Пострадает.

А жена наслаждалась. И глаза горели.

Как сейчас горят у Кирилла.

Мальчик не замечает обмана, увлечённо рулит, а Марьям подстраивается под него. Ловко управляется со всеми задачами одновременно.

— Спасибо тебе, — вырывается легко.

— А? — девушка кажется немного удивлённой. — За что именно?

— За всё. Что была с ним. Не послушала меня, не сделала…

— Я не для тебя растила! Я бы предпочла, чтобы ты вообще об этом не знал! Мне твоей благодарности не нужно.

— Я понимаю. Но всё равно благодарен. Ты не представляешь, как сильно. Я никогда не искуплю своей вины, но… Хотя бы попытаюсь.

Марьям на это заявление фыркает. Она не хочет моего искупления, я знаю. Но… Как минимум я обязан постараться.

Не только ради сына. Ради неё тоже.

Ради девушки, которую я обидел, причинил ей боль. А она… Справилась. Неимоверно прекрасно справилась со всем.

— Если вам что-то нужно… — предпринимаю новую попытку.

— Мы обойдёмся без твоих денег, Дубинин! Я достаточно зарабатываю и могу обеспечить своего сына.

— Я не сомневаюсь. С работой решилось?

— Да.

Я вздыхаю. Разговор не клеится, но это ожидаемо. После всего, что случилось. В чём мы друг друга подозревали…

Мой грех, конечно, страшнее. Мара лишь разумно предположила, что я мог бы её подставить на работе.

Хотя я бы так не поступил. Не стал через начальника принуждать. И рад, что у девушки теперь всё наладилось.

Лучше не уточнять, что её несколько новых клиентов — мои знакомые через несколько рукопожатий.

Но… Назовём это компенсацией за причинённые неудобства.

— Но как же алименты? — захожу с другой стороны. — Ты же юрист, Мара. Знаешь, что можешь их потребовать. И я хочу участвовать в жизни сына. Мар…

— Марь-ям, — произносит она медленно. — Ещё раз, если запоминаешь плохо, Дубинин. Марьям. Не Мара, Мар, Мари. Можешь Машей звать, разрешаю.

— Как твой муж?

— И как десяток других людей. Мне всё равно, правда. Просто… Прекрати делать вид, что мы все ещё близки. Мара — было для тебя, как для близкого. Теперь ты чужой. Вот и не стоит пересекать эту черту.

Она чеканит зло и рассерженно. Светлые глаза огнём пылают. Угрожают меня сжечь быстро, но болезненно.

Её рыжие волосы треплет ветер, добавляя ещё больше воинственности в образ. А я… Люблюсь.

Впервые позволяю себе это без привкуса пепла. Без мыслей, что Марьям предала меня.

По-другому смотрю. Рассматриваю. Изменилась? Ни капли. Всё такая же. С острым взглядом, лёгкой улыбкой.

Улыбается не мне, конечно, а сыну. Но улыбка такая же пленяющая. И лёгкий прищур глаз со взмахом ресниц…

Выстрел купидона. Так подстрелила при первой встрече. Быстро и безболезненно вонзилась в сердце.

А вот теперь — ноет.

–. Марьям, — вздрагиваю, указывая девушке на машинку. Кирюша подниматься начинает. — Он…

— Сел обратно. Он пристёгнут надёжно. И просто удобнее устраивается.

— Понял. И часто вы так катаетесь?

— Нет. Зимой не очень. Но летом, думаю, будем постоянно.

— Может тогда…

— Рискнёшь ему купить такую машинку — я её тебе засуну в… В общем, не стоит.

— Не буду. Обещаю, — отвечаю со смешком. Не сдерживаюсь: — Мара.

— Ты…

— Прости. Последний раз было, Марьям. Но мне нравится идея, что только я так тебя называл.

— А мне нравится идея, что ты где-то в море утонешь. Не все желаемое получают.