А дальше мы посмотрим. Как всё будет.

Я чуть бью себя по щекам, чтобы прийти в сознание. Вытираю выступившие слёзы, медленно дышу.

Я спешу к маме, у которой остался Кирюша. Хочу провести время с сыном, успокоиться. Рядом с ним мне всегда легче становится.

Я будто броню скидываю рядом с Кирюшей. А при этом — становлюсь сильнее, чем когда-либо. Ради сына мне всего добиться хочется.

— Ну как? — взволнованно спрашивает мама, запуская меня в дом. — Марьям, что там, не молчи? Плохо всё? Савелий решил…

— Всё хорошо, — я отрезаю. — Мы говорили. Договорились.

— И что? Он просто так войдёт в вашу жизнь после всего? Чтоб его черти утащили! Он права не имеет.

— Не имеет, но… Закон на его стороне. Достаточно доказать, что я была беременна до развода. И тогда всё решится.

— А то, что он тебя на аборт отправил — уже не важно?! Что за законы такие, а?

— Предложение, не принуждение. Не переживай. Я со всем справлюсь, да?

Я целую маму в щеку. Успокаиваю себя, саму себя почти убеждаю: всё будет хорошо. Но сомнения терзают.

Вымыв руки, я спешу к сыну. Удивляюсь тому, что он так тихо сидит. А после погружаюсь в состояние шока.

— Что это?!

Я вскрикиваю, обвожу взглядом комнату, в которой десяток различных коробок с игрушками.

— Я не успела сказать, — сокрушается мама. — Недавно принесли. Это игрушки для Кирилла.

— Это я вижу. Но кто их… Дубинин.

Подлец. Мы только договорились, а он сразу нарушил условия. Решил задарить Кирилла подарками и купить его.

Я сдерживаю порыв позвонить Дубинину и покрыть его матом. Я девочка образованная, я их много знаю. И не пожалею на мужчину.

Но я решаю, что не стоит этого делать. Войну мне объявил? Показал, что мои желания ничего не стоят? Хорошо.

Вот только я больше не буду опускаться до уровня Дубинина. Мне нужно быть выше этого. Двигаться вперёд, а не тормозить для стычки.

— Забрать надо было? — сокрушается мама. — Я не знала, от кого! А Кирюша рядом был, увидел… Он так просил отдать, что я не сдержалась. Зато посмотри, как он счастлив.

— Я вижу, — я киваю, глотая горечь обиды.

— Но ты ведь можешь сказать, что от тебя. Нечего заслуги приписывать ему. Ишь какой. Объявился и раз купил что-то. А ты…

— Мама!

Кирюша, наконец, замечает меня. Он подскакивает. Семенит ко мне, покачиваясь. Хватает меня за руку.

— Смотри!

Сын тянет меня за собой. Туда, где все игрушки расставлены. Показывает, хвастается.

— Это Гоб, — трясёт роботом. — И его брат Боб, — подхватывает машинку. — А ещё…

Малыш пытается меня со всем познакомить, едва может удержать все игрушки в руках, а ведь это даже не конец.

— Они красивые и милые. Да, мам?

— Да.

Меня гложет то, что эти игрушки — я не могла бы Кире подарить. Не в таком количестве, не сразу.

Чтобы зайти в детский магазин и всё в корзину бросить. Тут подарков — на несколько лет. Дорогих. Некоторые — неоправданно «золотые».

Это то, чего я избежать пыталась. Чтобы Савва выиграл лишь за счёт денег. Купил сына и его расположение.

Такой подход не сработал бы во взрослом возрасте, но Кирюша сейчас маленький. Он это за любовь примет. Проникнется к Савве симпатией, а потом…

— Вот! — сын отдаёт мне зайца. — Тебе. Тебе ничего не подарили?

— Ох. У тебя же был праздник, это прислали…

— Тогда — тебе.

Настаивает сын, и я целую его в пухлую щеку. А после, не сдержавшись, крепко прижимаю к себе.

Я затаскиваю Кирюшу на колени, тискаю. Малыш словно чувствует моё настроение, позволяет это.

А после, устроившись удобнее, продолжает играть. Я глажу его по медным волосам, поддерживаю его игру.

Немного успокаиваюсь. Я вижу, как сыну нравятся подарки. И забрать физически не смогу. Не настолько я хочу Дубинина убить.

Ну, самую малость.

— А теперь, — я целую сына в счёсанную щеку. — Мы пойдём кушать.

— Но…

— Пойдём. Потом ты доиграешь. Это ведь твои игрушки.

— Обещаешь?

— Конечно.

— А кто мне подарил? Не баба. Не ты?

— Не я. Это мой… Мои знакомые.

Я вру с лёгким внутренним раздражением. Но я не буду помогать Дубинину сорить деньгами.

— Нарисуем им картинку? — предлагаю я. — Поблагодаришь.

— Нет. Мам, играть надо!

Я киваю. После нарисуем, но… Вряд ли я этот рисунок когда-либо покажу Дубинину. Это для того, чтобы Кирюша не вырос избалованным и эгоистичным.