Малисон толкнул локтём Фадея и сказал по-русски:

— Накатим, брат!

Новый навар отдавал тем мимолётным духом, который бывает только в свежесваренном пиве и быстро уходит в небо к ангелам, стоит лишь пиву немного остыть.

— Как всегда, герр браумейстер! — отметил Малисон.

— С Божьей помощью!

— Зер гут, зер гут, — сказал Фадей, но его никто не расслышал.

— У тебя очень хорошее удалось, но я бы хотел купить тёмного, — Малисон поправил рубаху за пояском, чтобы попустить брюхо.

— Бери и это пока свежее, — предложил пивной мастер.

Малисон поразмыслил. Отхлебнул ещё и ещё поразмыслил.

— Возьму две бочки, — прикинул он на разрост дома, аннелисины детишки должны были прибыть. — Одну тёмного, одну малого.

— А нового? — немедленно спросил Йенс.

— Нового не надоть, — сказал Малисон. — Оно у тебя столовое, а мне детей поить надо. Такое-то застоится и прокиснет у меня.

— Малое как вода, — сказал Йенс. — Уйдёт за неделю.

— Да… Десяток вёдер — не колодезь, — рассудил купец.

— Ведь все пьют. Ты у Дохлого брал, а теперь за ту же цену возьми у меня, — браумейстер Йенс к исходу дня был изрядно распробовавшимся и не чуял цеховых правил.

— А, давай! — согласился Малисон. — Возьму три бочки, а пустую мне зачти. Те две не верну, они прогнили. Я их на дрова пустил.

— А эта тоже старая.

— Я у тебя три беру!

— Идёт в зачёт, — решил пивной мастер и приказал слепому: — Готовь тёмного, малого и нового.

Слепой молча умёлся, будто не слышал приказа, а воспринял его незримо. Он лучше всех умел считать в уме и понимать намёки.

— Нам повтори, и возчику поднеси, — приказал Йенс немому. — А то он заскучал. И давайте грузить, слышал чего?

Немой кивнул и пошагал к дверям, из которых валил духмяный пар, будто ожидая тяжёлой работы. Фадей посмотрел ему вслед как будто с завистью.

Смеркалось, и вот-вот должен был пойти дождь, но он не начинался. Почему? Бог весть.

Малисон распустил мошну и принялся выкладывать на бочку монеты. Одну, другую, третью, много.

— Пиво варится — марка валится! — как увидел серебро, так и расцвёл мастер Йенс.

— Будем, — поднял кружку Фадей.

Купец отсчитал деньги, которые взял с запасом. Их оказалось впритык.

Теперь всего было впритык.

— Ну, что, герр Малисон, зверя-то поймал? — как бы невзначай спросил Йенс, стрельнув глазами на Фадея.

— Поймаю, — купец отхлебнул пива. — Никуда Зверь от меня не денется.

— У нас тут люди пропадают.

— Да они постоянно пропадают, — сказал Малисон. — Новые приходят. Ничем не лучше.

— Это точно, — сказал браумейстер Йенс, бросил взгляд на Фадея и повторил. — Это точно.

И тогда Малисон, выпятив пузо, поднял крухан:

— За холод, солод и совесть пивовара!

За совесть выпили бесспорно.

Бобыли загрузили. Во дворе с Петровичем спустили бочки с телеги, закатили в подклет и установили в дальнем углу на своём месте.

Управились вовремя.

Основательно зарядили дожди, как это бывает в осеннем Ниене — недели без остановки — и на службы преподобного Фаттабура начали собираться толпы. Обновлённая кирха была полна полнёшенька. Заявлялась не только паства, а вообще все, чтобы потолкаться и посудачить, даже если не очень понимали язык проповеди. Аннелиса любила ходить послушать. И если раньше служанка держалась поодаль от Малисона и Айны с детьми, то сейчас она сидела с ним рука об руку. Брак их негласно считали делом уже решённым.

Каждое воскресенье Малисон повадился брать с собой и Фадея. Чем раньше соседи начнут считать его своим, тем для всех лучше. Он намекнул преподобному Фаттабуру, что паству ждёт прибавление, и встретил тёплую поддержку. В это воскресенье пастор много говорил о блудном сыне, о раскаявшемся разбойнике и о том, что для Господа возвращение в лоно грешника значительно ценнее безупречного праведника.

— Вот, пребывает среди нас дитя божье, ненамеренно согрешившее.

Малисон толкнул локтём Фадея, тот встал на всеобщее обозрение и повесил нос.

— Он такой же наш брат и обещает стать добрым христианином, — благожелательно растолковал пастор. — Стопы его направил Господь, чтобы он пришёл к нам и нашёл мир. И хотя раб божий Фадей был обвинён в злодеяниях и заключён в узилище, справедливый городской суд пристально рассмотрел доводы за и против, и снял все подозрения. Перед законом теперь он очистился, и пусть будет очищен перед членами нашей общины.

И все молча закивали, совсем иначе глядя на обращённого в холопы бродягу.

С того дня начал Малисон убеждать брата перейти в латинскую веру.