Шрифт:
Или старина Бент пал жертвой собственной похоти по собственному выбору, ввергнув в гиену огненную заодно и падчерицу? И была ли согласна Линда на грехопадение? А было ли согласие у Уты? Как они вместе загуляли с Ингмаром…
Нить рассуждений купца оборвалась.
— Антихрист, Зверь, нечистый дух, как тебя поймать? Помоги мне… — купец ударил себя по губам, но было поздно.
Он понял, что не обратился к Богу, и не потому, что не договорил. Помыслы его были в тот миг другие.
Тогда к кому же он обратился?!
Малисон лежал в страхе божьем.
— Господи, помилуй мя грешного, — бормотал он, объятый ужасом. — Господи, помилуй…
Малисон умолк. Он ощутил под пальцами недостающее звено.
Порочное.
Недостающее и Порочное.
Он нащупал его!
Ингмар был вместилищем Дьявола, сбитого на землю огненным кнутом Ильи-пророка.
Ингмар Тронстейн убил Уту.
Теперь купец был уверен в этом.
Он утвердился в своей догадке, когда вспомнил зарезанную семью.
Голова отдалась резкой болью в том месте, куда пришёлся удар.
Ингмар похитил кошель!
Он убил Грит, потому что та привезла Уту на Бъеркенхольм.
Старуха-голландка подначила дочь шорника вымогать у Тронстейна деньги!
Ингмар убил отца Паисия, потому что батюшка распознал в нём одержимого!
Ингмар всему виной!
Теперь Малисон знал это.
Он трижды возблагодарил Господа, каждый раз крестясь, повернулся на бок, обнял Аннелису и с чувством глубокого умиротворения заснул.
Купец встретил Ингмара там, где не ждал — на рыночной площади. Молодой Тронстейн держал в руке пучок сыромятных ремешков, должно быть, хотел сплести кнут.
Малисон заложил пальцы за пояс, разгладил кафтан. Посмотрел на Ингмара со значением и сказал на плате, который знала от рождения Ута, а швед из поместья едва ли:
— Распутной Утой, словно бесом, одержим. Голландка старая твою сгубила жизнь.
Ингмар глядел на него с непониманием, но от обращения, а не от языка. Малисон это заметил.
— Жаль! — сказал купец по-русски и вздохнул. — Судьбы насмешкой ты на людях обличён. На муки адские навеки обречён.
Ингмар глядел на него всё более испытующе.
— Так! — постановил Малисон и добавил, как будто не обращаясь ни к кому, а только ко Всевышнему: — И после смерти вам не обрести покой. Ты душу дьяволу продал, — тут купец насупился. — И чёрт с тобой!
Ингмар понимал по-русски. Он понимал всё!
«Весь город искал, — вспомнил Малисон слова солдата. — Почему не нашли? Искали чужого, а это был свой».
Он развернулся и пошёл в лавку. Он вспомнил свою поездку в Бъеркенхольм-хоф на Ильин день и подслушивавшего Ингмара.
Злой, жгучий взгляд его купец чувствовал всей спиной.
«Я тебя нашёл», — думал Малисон.
ВИННЫЙ ЧАС
Упреждая губернаторский поезд, в Ниен прибыли слуги.
Лошадки, запряжённые цугом, тянули санные возки. Пару полегче, в которых сидели лакеи со своим нехитрым скарбом, и один длинный крытый, с поваром и мальчонкой, набитый деликатесами и кухонной утварью.
Как серые мыши они промелькнули по Якорной улице, простучали полозьями по бревенчатому настилу Корабельного моста и скрылись в воротах Ниеншанца.
Время спустя, на рынок пришли незнакомые люди, много и с разбором скупающие провизию, а с ними солдаты — таскать. Заглянули к Малисону.
— Говорят, у тебя есть хорошее вино? — спросил по-шведски ливрейный с надменным лицом холуя.
— У меня — самое лучшее в городе, — радушно ответствовал Малисон, выходя из-за прилавка. — Извольте попробовать.
Он выудил из ящика бутылку, дёрнул из ножен пуукко и ловко сбил сургуч.
Фадей выставил три оловянные чарки.
«Этот от голода не помрёт», — оценил Малисон.
Солдат, сопровождающий лакея, жадно повёл носом, но ему никто не собирался наливать.
Купец вдавил пальцем пробку и налил вина. Снял с горлышка шнурок с этикеткой, протянул лакею.
— Кларет, из Бордо, самый хороший в Ингерманландии, — похвастался купец и подал чарку. — За здоровье Его Сиятельства!
— Скёоль, — озадаченно промолвил холуй, разглядывая неразборчивую надпись на бумажке, отпил вина, подождал, распробовал и допил до дна.
Стукнул чаркой по прилавку.
— Давай ещё! — предложил купец, бутылка всё равно была раскупорена. — Скёль.