Сжимаю руками руль до побеления костяшек на здоровой руке, вторую простреливает боль, чувствую, что часть швов вновь разошлась и под бинтом разливается теплая кровь. Стискиваю зубы и рычу словно дикое животное подбитое браконьером.

Они рядом. Одну, хочу скорее увидеть, обнять, сказать, как сильно я ее люблю, попросить прощения за все косяки и больше никогда не отпускать, вторую, я хочу задушить собственными руками, наблюдая, как жизнь покидает ее прогнившее тело и душу…

Лара

После того как я услышала голос Миши по телефону, появилась надежда. Мне все еще безумно плохо и больно, причем как на физическом, так и на ментальном уровне. Мои мысли безостановочно крутятся только на тему выживания.

Свобода. Ни один человек, до конца не способен ценить свою свободу, до тех пор, пока не лишен ее. Время, проведенное в одиночестве в бетонной коробке, без окон, каких-то ярких красок и элементарно, возможности узнать время – это настоящая пытка, ведь мозг буквально сходит с ума. Все мысли переворачиваются с ног на голову.

Держусь только на вере в Мишу. После разговора с ним я наполнилась не только надеждой, но и злостью на тех подонков, кто это сделал. И приняла решение – не доставлю им удовольствия своими страданиями. Я уйду в режим ожидания. Назову это затяжной медитацией.

У меня появился новый календарь. Каждый заход этих мужчин, я расценивала, как наступление нового дня. Мне меняли ведро, бросали малюсенькую бутылочку воды и бутерброд, хотя один раз было два, но я тогда провинилась и мне сократили питание. По моим подсчетам, я нахожусь здесь четыре или пять дней.

– И сколько вы собираетесь еще держать меня в этом подвале? – сидя на матрасе и привалившись спиной к стене, спрашиваю вошедшего мужчину с закрытым лицом. – Мне нужны лекарства. Я чувствую, что у меня температура, – выдаю также спокойно, глядя в глаза своему стражнику, – Где твой напарник?

– А ты не слишком разговорчива сегодня? Для больной выглядишь слишком активной.

– Мне скучно. Почему бы и не поговорить, – пожимаю плечами и прислоняюсь затылком к стене. – Так где, твой напарник? – повторяю вопрос.

Мужчина забирает ведро и молча выходит.

– Урод… – бормочу себе под нос, сверлю взглядом дверь в ожидании, когда этот придурок появится вновь.

Сегодня он один значит…

Я одним рывком встаю с матраса, тут же ловлю вертолеты и теряю координацию. Удерживаюсь, ловлю баланс, темнота в глазах рассеивается, и я шагаю вперед. Встаю сбоку от дверного проема и меня начинает трясти крупной дрожью оттого, что я задумала воплотить в жизнь.

“Прости, Мишутка…”, – мысленно прошу прощения и сжимаю руки в кулаки.

Сердце отбивает на полную, напоминая стук колес поезда, проходящих через стык между рельсов. Прикрываю глаза и мысленно молюсь, чтобы все получилось.

Шаги. Щелчок замка. Дверь со скрипом открывается. В проходе показывается мужчина.

– Что за… – только и успевает он сказать, стоя с ведром в руках, как я с мощным толчком налетаю на него сбоку. Мой стражник не удерживается на ногах и падает, запинаясь о ведро, которое выронил из рук. Я выскакиваю и резко захлопываю дверь. Поворот замка. Щелчок.

Приваливаюсь лбом к старому деревянному полотну и с одышкой в голосе, говорю:

– Теперь ты, мой пленник… – делаю глубокий вдох, разворачиваюсь и шагаю навстречу свободе.

Поднимаюсь по лестнице и как только оказываюсь на поверхности, тут же зажмуриваю глаза с непривычки. Обилие света вызывает острую резь и слезы. С силой надавливаю пальцами на глазные яблоки, немного растираю и пытаюсь медленно открыть глаза. Сейчас каждая минута на счету, и мне надо как можно быстрее покинуть это место.

Немного привыкнув к свету, начинаю двигаться. Сразу понимаю, что нахожусь на заброшенной, ветхой даче. Дом изрядно потрепан внутри: полы наполовину сгнили, обои старых времен, во многих местах отвалились или висели на честном слове, вся мебель времен моей прабабушки, покрыта толстым слоем пыли, стекла на окнах с трещинами и сколами. Добираюсь до двери и замираю, прислушиваясь. Что если, за ней стоит напарник того мужчины, которого я заперла в подвале? Наши силы однозначно неравны, и тогда весь мой побег обречен на провал. Оборачиваюсь и судорожно шарю глазами в поисках подходящего средства для защиты, а, возможно, и нападения. Но все, что мне удается найти, это старый алюминиевый дуршлаг.