Андрас кивнул и зашел внутрь.

Эйра уронила руку с кинжалом и развернулась в ту же сторону, но сильные руки Морозко схватили ее и прижали к своей груди.

– Ты останешься здесь. Еще не хватало, чтобы твои эмоции помешали ему спасти твоего отца.

«Ненавижу тебя. Почти всегда ненавижу. Но иногда… иногда я совсем забываю это делать».

– Лучше ненавидь всегда.

Эйра вырвалась из его хватки и развернулась к нему лицом, сжав одну руку в кулак, а во второй с силой стиснув ледяной кинжал.

– Ты и в этой форме мои мысли читаешь? – Неужели даже в собственной голове ей нельзя было побыть одной?

– Только те, которые ты слишком громко думаешь. Всего я не слышу. Но тогда, в снегу, – он наклонился к ней, подцепив пальцами за подбородок, – когда ты упала на меня и когда я повалил тебя в сугроб, я слышал все твои похотливые мысли, птичка.

Раздув ноздри, она с силой оттолкнула его, прижимая спиной к ближайшему дереву.

– Зачем ты мне все это говоришь? Почему ты произносишь такие вещи, когда вокруг столько смерти? Когда мой отец страдает?

На задворках ее сознания раздался низкий голос, такой непохожий на ее собственный:

«Может, я хочу тебя отвлечь, чтобы не смотреть на то, как тебе сейчас больно».

– А почему нет? Смерть – это нормальная часть жизни всех смертных, разве не так? Фростерия сама по себе земля снега и смерти. – Его тон был резким, но в глазах предательски сверкнули нотки сожаления.

Эйра наморщила нос, возмущенная тем, что он сказал, но не первой частью, не той, от которой подскочило ее сердце. Его губы в тот момент совершенно не шевелились.

– Я все слышала! Ты не хочешь, чтобы мне было больно!

Морозко оскалился:

– Если собираешься меня прикончить, будь добра, сделай это быстро.

«Как будто она и вправду ведьма…»

Да почему он не мог признаться себе в такой простой вещи?

– Ты мне не ответил! И я не ведьма, дурак, их не существует!

Раздув ноздри, он посмотрел на нее сверху вниз, и что-то темное забурлило в глубине его ледяных глаз.

– Пожалуй, не ответил, – прошептал он. – Но ты можешь оборвать мою жизнь здесь и сейчас, Эйра. Сделай это уже.

– Ты точно этого от меня хочешь? – процедила она, сдавив рукоять кинжала дрожащей рукой. – Чтобы я тебя прикончила и вместе с тобой разрушила весь наш мир?

– Нет, сейчас я бы предпочел получить от тебя кое-что еще. – Он наклонился вперед и накрыл ее губы своими прежде, чем она успела что-то ему сказать.

Эйра ответила на поцелуй и сама себя удивила, углубив его первой. Поцеловала Морозко еще жарче, когда он прижал ее к себе еще ближе. Он прикусил ее нижнюю губу, проник в ее рот языком, дал им сплестись в безумном танце. Она отвечала на все так, как будто делала это уже в сотый раз, а вовсе не в первый. Этот поцелуй уносил ее прочь от боли потери Петра, от разрушенной деревни, от страданий Сарен, от ее раненого отца…

Распахнув глаза, она резко отстранилась, внезапно осознав, что целует короля посреди руин.

– Один из многих первых раз, птичка.

«Почему все, чего я хочу, – это целовать ее бесконечно?»

– Точно. – Эйра вздохнула. – И последний. – Прозвучало довольно фальшиво; как бы это ни было эгоистично с ее стороны, больше всего она хотела поцеловать его вновь, и не только ради того, чтобы забыть о своей боли.

Губы Морозко все еще звенели от их первого поцелуя. Несмотря на смерть и разрушения, окружавшие их, ему хотелось тут же притянуть Эйру обратно к себе. Ее тело больше не прижимало его к дереву, и это расстраивало сильнее, чем он готов был в этом себе признаться.

Вслух Эйра, может, и не призналась, что это был ее первый поцелуй, но он слышал пульс ее мыслей в своей голове. Ее первый поцелуй был с ним, и она твердо была намерена сделать его последним. Он не мог сдержать чувства удовлетворения от мысли о том, что он первым завладел ее сладкими губами. А вот от мысли о том, что повторения может и не быть, в его груди вспыхнула неистовая ярость.

Эйра могла сколько угодно врать себе и утверждать, что второго поцелуя не будет, что она не хочет снова почувствовать прикосновение его губ. Он занимался тем же самым. Каждый раз он думал, что очередная издевка – это лишь мимолетная шутка, что поцелуй ничего для него не значит, что прикосновения случайны. И каждый раз он себе врал.

И теперь, к его ужасу, она прекрасно это знала. Теперь ему нужно было быть осторожнее и постараться следить за своими мыслями в ее присутствии.

С силой сглотнув, он утер уголок губ большим пальцем: