Действительно, Дэвирон никогда не говорил ей о том, что я, несмотря на то, что родилась человеком, имела способности Шепчущих. Нет, в очень слабой форме, для обряда связи мне требовались специальные свечи с заклинанием, но это просто было для меня самым быстрым и самым безболезненным способом, хоть и требующим изрядной доли концентрации.

– Но мне нужна твоя помощь.

– Хорошо, - Лин тихо хмыкнул, явно выражая сомнение в моих талантах.
– Что я должен делать? Я говорю тебе, я изучил это помещение вдоль и поперек, с помощью всех доступных мне видов магии. Здесь нет выхода, и даже если бы ты могла объяснить мне, как строить плазменный или огненный шар, это было бы бесполезно.

– Не, - я махнула рукой.
– Никакой магии. Просто мне нужно сломать ногу, желательно так, чтобы был открытый перелом.

Несмотря на то, что ситуация к юмору не располагала, выражение лица Лина заставило меня хрюкнуть от смеха.

– Я не могу самостоятельно, - пришлось развить идею.
– Я вообще не привыкла с живыми людьми работать, а ты целитель, тебе проще.

– То есть… Это не шутка?
– уточнил Лин, брови которого грозили слиться с потолком.

Я снова захрюкала, покатываясь от смеха. Такого выражения лица не было даже у моей горничной, когда мы с Асей устроили ночное бдение и перевернули комнату вверх дном. Там тогда был такой бардак, что мне даже Лаира устроила нагоняй как старшей.

– Не шутка, - отсмеявшись, подтвердила я.
– Обычный не пойдет, нужно именно открытый.

Лин вгляделся мне в лицо. Не знаю, что он там увидел, но вопросов больше не последовало — наверное, понял, что я ничего ему не скажу при любом раскладе. Это было правдой — я не имела права говорить ему о тайнах клана. Оставалось надеяться, что Малейс также не просветил Иженну по этому поводу, и калечить меня будут не просто так, а все-таки с конечной целью.

Да, к слову, неизвестно, насколько нас здесь оставила Иженна. Зная её, я бы сказала, что на пару часов — здесь она могла быть спокойной, что я ничего не предприму, а проведу время в очень неприятной компании.

– Не морщись, - я фыркнула на Лина.
– Залечишь при необходимости.

– Ты обещаешь мне, что дашь шанс исправиться?
– уточнил Гордериан, садясь ровнее.

Я вздохнула — именно в этом заключалось их различие с Эриданом. Эридан бы отказался напрочь до того, как я бы ему не объяснила значение своих действий. Он бы отказался, перебрал все варианты, только бы не причинять мне вред, и уже потом бы согласился. Все угрызения совести по поводу моих недоговорок тут же испарились.

– Разумеется, - я пододвинулась ближе и вытянула ноги вперед.
– Лучше левую, я её уже ломала.

Когда-то, когда мне было лет двенадцать, я одна спускалась в наш склеп, подвернула ногу на скользких камнях, пролетела несколько ступеней и заработала открытый перелом. Было жутко — торчала кость, кровь хлестала ручьем, было так больно, что я чуть не потеряла сознание, и самым худшим осознанием было — я одна, мне никто не поможет, и я истеку здесь кровью. Боль перелома, кровь и интуитивная магия, возможно, спасли мне жизнь — зов о помощи передался без моего ведома, и меня спасли. И сейчас я хотела повторить то, что когда-то удалось само собой — демонический вызов на крови.

Вот только мы находились бес знает, где, интуитивной эмпатии, свойственной детям, у меня больше не было, да и вообще, у взрослых кости срастаются гораздо труднее!

Лин напротив меня пододвинулся и потер ладони рук — я прекрасно знала, что он их разогревает, но выглядело все равно жутко, как-то предвкушающе, что ли.

Я закатала штанину — вытаскивать потом ещё из раны обрывки ткани мне абсолютно не хотелось.

– Действуй.

Я хотела, чтобы это прозвучало, как разрешение, но вышел чистой воды приказ. И я даже хотела извиниться, но в следующий момент мне стало не до реверансов.

Боль взорвала сознание! Кровь хлынула, заливая каменный пол, и у меня невольно вырвался крик.

– Я лечу, - резко сообщил мне Лин. Его руки замерцали, и я представляла, каких усилий ему стоит удерживать каждую секунду, но…

– Только попробуй!

Я попыталась сосредоточиться, но не получалось. Хотелось скрючиться и орать, до хрипа, до тех пор, пока не сорвешь голосовые связки. Зов не шел! Я не чувствовала связи.

Отчаяние толкнуло меня на преступление, более страшное, чем убийство — я отказалась от клятвы, данной уже давно. Собрав последние остатки воли, пытаясь направить свою боль, я зашептала слова на древнем, запретном языке, на котором творили высшую, кровную магию, магию смерти, свидетелями которой никогда не должны быть простые люди.

Лин выругался, я же смотрела на происходящее как будто со стороны. Кровотечение остановилось, но кость продолжала тошнотворно белеть на фоне разорванной плоти. Это зрелище могло ввести в ужас кого угодно — но только не некроманта или целителя.

Время застыло на несколько секунд, позволяя запомнить сцену из театра абсурда — Лин Гордериан, великолепный целитель и аристократ, призраком застыл надо мной. Я лежу, упрямо сжав кулаки, с открытым переломом, который выглядит жутко неестественно, и издаю едва слышное шипение, которое складывается в слова только для тех, кто умеет слушать.