— И объявляю Ивана Федоровича Самсонова изменником и преступником! — продолжал Демид, чеканя каждый слог, словно вбивая гвозди в крышку гроба ненавистного диктатора. — Прошу всех, кто думает так же и поддерживает меня, последовать за мной… Обещаю, что не брошу вас на произвол судьбы, как это постоянно делает Самсонов! Я повышу каждого своего адмирала и капитана в звании, предоставив тем, кто его еще не имеет — дворянство…

В этот момент Зубов раскинул руки в стороны, словно желая обнять каждого из присутствующих, разделить с ними тяжесть принятого решения и ответственность за судьбу Империи. Его адмиральский мундир сверкал золотым шитьем в свете ламп, а лицо, обычно сдержанное и суровое, сейчас озарилось почти мальчишеской улыбкой — открытой, искренней, полной надежды и веры в лучшее будущее.

И эта улыбка стала спусковым крючком, разрядившим царящее в зале напряжение. Крики радости и поддержки на устах одних смешались со вздохами и ропотом недовольства у других. Большинство присутствующих с энтузиазмом поддержали Демида Зубова, готовые идти за ним, куда скажет этот храбрый адмирал. В основном то были командиры «резервных» имперских дивизий и гарнизонных эскадр, а также практически все капитаны гвардейских кораблей. Они вскакивали с мест, потрясая кулаками и выкрикивая здравицы в честь нового диктатора.

Однако дивизионные адмиралы самого Черноморского флота и некоторая часть командиров их кораблей, как и предполагал Демид, заняли сторону своего прежнего командующего — Ивана Федоровича Самсонова, не решаясь его предать и пожелавшие остаться ему верными. Они сбились в тесную кучку в дальнем углу зала и о чем-то возбужденно перешептывались, бросая на Зубова настороженные, полные тревоги взгляды. Некоторые уже потянулись к кобурам на поясе, готовые в любой момент пустить оружие в ход. Возможно, дело дошло бы до кровопролития прямо здесь и сейчас, если бы Демид не пресек эту попытку мятежа в зародыше.

— Я так и думал, что не найду поддержки именно у вас, господа «черноморцы», — обратился к ним Зубов, смерив непокорных адмиралов хмурым, тяжелым взглядом. В его голосе прозвучали стальные нотки, не предвещавшие ничего хорошего тем, кто вздумает перечить новоявленному диктатору.

— Но, тем не менее, я не намерен вас ставить к стенке или каким-либо образом наказывать за данный выбор, — продолжал Демид после короткой, напряженной паузы. — Лишь на время задержу на «Москве», чтобы вы не предупредили моего главного врага и вашего бывшего командующего.

— Очень благородно с твоей стороны, Демид Александрович, не убивать нас, — зло рассмеялся вице-адмирал Хиляев, командующий 15-ой «линейной» дивизии, и в данный момент по сути негласный лидер всех «черноморцев». Его низкий, раскатистый голос прозвучал как пощечина в наступившей после слов Зубова тишине. Глаза Дамира Ринатовича сверкнули недобрым огнем, губы искривились в презрительной усмешке. Весь его облик дышал вызовом и неприкрытой враждебностью к новоявленному диктатору.

Как мы помним, этот отважный адмирал один из немногих, кто остался в Черноморском флоте и поддержал Самсонова, когда тот решился на открытое противостояние с центральной властью и устроил мятеж. В отличие от остальных, таких как Василий Иванович Козицын, который перешел на сторону первого министра Грауса, или тех же Красовского с Гулем, которые хоть и поддержали в итоге своего командующего, но сделали это лишь после того, как поняли, что Самсонов одерживает верх и на его стороне сила. Дамир Ринатович Хиляев действительно видел в Иване Федоровиче лидера, способного удержать Российскую Империю от развала и до конца оставался рядом с ним, хоть и был не менее других расстроен моральным и интеллектуальным падением своего командующего, произошедшим с диктатором-регентом в последнее время.

Хиляев сделал шаг вперед, выйдя из рядов своих товарищей. Вице-адмирал скрестил руки на груди, расправил плечи и вскинул подбородок, бросая Зубову откровенный вызов. Его пронзительный взгляд будто вонзался в лицо бывшего гвардейца, стремясь прожечь в нем дыру.

— Истинным изменником и мятежником являешься именно ты, Демид Зубов, — продолжал говорить Дамир Ринатович. — Именно ты, а не наш командующий Самсонов, так привык предавать и убивать, и это для тебя уже не является чем-то необычным… Напомнить тебе о твоих скелетах в шкафу?

Эти слова, полные презрения, словно хлыстом полоснули по нервам присутствующих. По рядам офицеров пронесся приглушенный ропот — кто-то явно был согласен с Хиляевым, кто-то возмущался его наглостью. Несколько рук непроизвольно дернулись к кобурам с оружием. Казалось, еще мгновение — и в зале вспыхнет открытая схватка между сторонниками адмирала-диктатора и его противниками.

Однако Зубов сумел сдержаться и тем самым удержать своих сторонников. Лишь невероятным усилием воли он подавил в себе желание выхватить плазменную саблю и одним ударом снести наглецу голову. Демид понимал — сейчас не время и не место для разборок. Слишком многое поставлено на карту, слишком хрупко еще его положение нового лидера. Нужно действовать дипломатично, разделять и властвовать. Поэтому, сделав глубокий вдох и медленно выдохнув, Зубов смерил своего визави ледяным взглядом и процедил сквозь зубы:

— Можешь и дальше плеваться ядом, Дамир Ринатович, и до конца своих дней лизать руку своего хозяина. Я же впредь больше не намерен служить такому недостойному человеку, как командующий Самсонов… Благородно прощаю тебе твою дерзость, вице-адмирал, потому что не желаю раскола в нашем космофлоте. Мы и так слишком слабы в сравнении с нашими настоящими врагами…

Эти слова, хоть и сказанные с нарочитым спокойствием, прозвучали как приговор. В них слышалась непреклонная решимость Демида идти избранным путем до конца, невзирая на любые преграды. И одновременно — упрек тем, кто в час испытаний думает о распрях и склоках вместо единения перед лицом смертельной угрозы.