«Северная проблема», казалось, окончательно решенной. Подробнейшие инструкции по управлению будущей северной колонией, использованию ее богатств, уменьшению поголовья славян не лежали тогда на полках, как сейчас, а изучались, имели реальное значение… Но потом в советских сводках появились слова: прорыв, наступление, пленение, уничтожение. В германской информации, как в плохом радиоприемнике, все чаще что-то прерывалось, хрипело.

С тех пор Тодзио предпочитал германские сводки перелистывать, а советские — читать.

Сегодняшнее тайное совещание военных и политических лидеров в присутствии императора прошло бурно. Пожалуй, не было еще в политике страны такой напряженности, как сейчас. Исторические весы вначале перестали колебаться — уравновесились. Потом казавшаяся более весомой чаша медленно поползла вверх. Хватит ли у Японии сил не только восстановить равновесие, но и перетянуть?

Тодзио взглянул на часы. Было без двух минут двенадцать. Премьер убрал со стола бумаги, одернул мундир и встал. В приемную входил советский посол. Премьер-министр выдавил на лице положенную улыбку и заспешил навстречу.

— Рад видеть, господин посол! Прошу, прошу! — воскликнул он. — Как вы себя чувствуете, господин посол, в моей стране? — спросил Тодзио.

— Хорошо, господин премьер-министр. Этим летом у вас заметно меняется климат к лучшему, — усмехнулся посол. — Господин премьер-министр, — перешел он на официальный тон. — От имени Советского правительства имею честь вручить вам ноту и заявить решительный протест по поводу продолжающих иметь место, и довольно часто, пограничных инцидентов, как вы их именуете. Советское правительство со своей стороны рассматривает их, как нарушение Апрельского пакта. В ноте, господин премьер-министр, указано число погибших офицеров и бойцов дальневосточных войск… Эти цифры наталкивают на мрачные размышления. Похоже, что мы не граничим с нейтральной страной, а находимся в довольно упорной обороне. Кроме того, Советское правительство вынуждено напомнить следующее: в декабре 1941 года, несмотря на ясные опознавательные знаки и флаги, Японией были обстреляны наши торговые суда «Кречет», «Свирстрой», «Сергей Лазо», «Симферополь», которые находились на ремонте в порту Гонконг. В это же время ваши самолеты потопили советские пароходы «Перекоп» и «Майкоп», о чем японское правительство было предупреждено. Несмотря на это, в апреле 1942 года японский эсминец задержал советский пароход «Сергей Киров», который шел с продовольствием из Петропавловска во Владивосток. Вслед за этим вами был незаконно задержан советский пароход «Двина». Его команда в течение тридцати пяти суток подвергалась жестоким издевательствам. Наконец, в феврале этого года вами потоплены советские корабли «Ильмень» и «Кола». Часть их команды подобрана вашими сторожевыми кораблями и содержится в лагерях на положении военнопленных. Среди них боцман Шамрай, матрос Зотов, кочегар Петровский и другие. Советское правительство располагает неопровержимыми доказательствами этого недозволительного случая.

Тодзио сидел выпрямившись, словно проглотив палку. Лицо его выражало изумление.

— Хотя я убежден, что все перечисленные факты — простое недоразумение, все же, господин посол, уверяю вас, они будут проверены еще раз, — сухо сказал он. — О результатах министерство иностранных дел поставит вас в известность, — добавил генерал, обозначая поклоном конец аудиенции.

— Мое правительство надеется, господин премьер-министр, что Япония правильно поймет суть этого требования. Советский Союз свято соблюдает условия нейтралитета. Хотя… — не окончив фразы, посол встал и ответил на поклон.

Тодзио остановившимися глазами смотрел ему в спину.

* * *

В тот же день премьер-министр добился конфиденциальной аудиенции у императора. Изложив государю заявление советского посла, Тодзио высказал предложение, что в интересах империи нельзя вообще допустить американскую нефть во Владивосток.

— Наша политика, ваше высочество, не может изменяться от частных поражений какой-либо группы войск германской армии, — заключил он. — Победа придет к тем, кто сохранит волю к борьбе и веру в окончательный успех.

— Ваше величество! — с низким поклоном вмешался в разговор тайный советник императора маркиз Кидо. — Я осмелюсь возразить генералу Тодзио. Обострение взаимоотношений с Россией вызовет какие-то ответные меры. Поскольку войска Квантунской армии находятся сейчас в конечной стадии готовности, нам выгодно направить в Москву представителя под благовидным предлогом улучшения отношений с Советским Союзом. В действительности это позволит нам держать Россию в неопределенности, в связи с тем, что военная подготовка не окончена, во-вторых, позондировать намерения Советов, и, в-третьих, вызвать определенную реакцию их союзников.

Выслушав Кидо, государь воздержался от одобрения предложения Тодзио. Премьер ушел из Дворца неудовлетворенный, затаив злобу на маркиза Кидо.

Вечером Тодзио связался по прямому проводу с генералом Умедзу и в довольно резкой форме предупредил главнокомандующего Квантунской армией, что частые провалы его агентуры в России и широкая осведомленность советского посла ставят его, Тодзио, в довольно затруднительное положение. Вместе с этим премьер-министр передал Умедзу, что Германия настоятельно просит принять решение напасть на Владивосток в самое ближайшее время, и потребовал незамедлительно высказать ему свои соображения.

* * *

Генерал Умедзу располагал достаточной информацией, чтобы оценить значение событий на далекой Волге. Разумеется, он знал о наличии нетронутых резервов и втайне недоумевал, почему русское командование, не вводит их в бой. Он значительно осторожнее оценивал положение, чем некоторые его штаб-офицеры, объяснявшие это параличом, сковавшим якобы всю систему управления Красной Армии. И вдруг происходит что-то такое, чему генерал Умедзу не находил объяснения. В течение пяти суток две немецкие армии в составе трети миллиона солдат оказались окруженными! Другие армии не сумели прорваться им на выручку! Гибель оказавшихся в котле двадцати двух немецких дивизий, и одновременное наступление: советских войск на Юге и на Севере, которому не видно конца!