Шрифт:
— Войсками Восточного района командовал ваш дядя? — обрадовался полковник своей находке. — Вы какую должность занимали в войсках Квантунской армии?
— Офицер разведывательно-диверсионной службы, — доложил Танака.
Свенсон теперь даже с некоторым восхищением смотрел на майора. Потом строго выговорил:
— Я мог бы вас расстрелять за издевательство над военнопленными, — уточнил он обвинение. — Но сейчас не время сводить личные счеты. В вашей стране не по дням, а по часам возрастает коммунистическое влияние. Через год-два из России возвратятся военнопленные, и тогда может создаться очень опасная обстановка. Если вы сейчас не возьметесь за ум и будете считать нас врагами, можете потерять все и… безвозвратно! Неужели ваши офицеры настолько тупы и недальновидны, что не могут понять простой истины: враги не Америка и Англия, а Россия и ваши собственные коммунисты!
— Они и ваши враги, но вы идете у них на поводу, — возразил Танака. — Консервативная Япония была бы лучшим вашим союзником в этой борьбе.
— Сейчас игра с Россией — игра с огнем! — недовольно поморщился Свенсон. — Вы много напортили, развязав войну на Тихом океане.
Под конец Свенсон предложил Танака написать все, что ему известно о разведывательно-диверсионной службе, перечислить всех агентов в России и Маньчжурии, а также тех, на чью помощь можно рассчитывать.
— Мы привлекаем некоторых японских офицеров к секретной работе, — заключил Свенсон, пристально глядя в глаза Танака. — Но требуем от них, чтобы они никому не рассказывали о своей работе, даже родным и близким!
Полковник Свенсон и майор Танака нашли общий язык и расстались друзьями.
3
Через несколько дней после Пинфаньской диверсии, в воскресенье, Рощин собрался было навестить Вареньку, как в доме появился посыльный и доложил, что его вызывает начальник штаба.
Рощин почувствовал досаду. «И в воскресенье что-то придумали!» — и принялся переодеваться в повседневную форму.
После встречи перед выездом в Пинфань, Рощин не виделся с Варенькой. Сегодня он собрался поговорить с ней и узнать ее желание, на кого оставить дом, так как собрался переехать в гостиницу.
В кабинете начальника штаба артиллерии он застал командира разведдивизиона, длинного сухого капитана саперных войск и начальника армейского автомобильного батальона.
— Сегодня в 16.00 отправитесь в район Хэйхэ, — объявил майору начальник штаба. — Уничтожите Сахалянские укрепления… Это вот здесь, — придвинул он карту. — По берегу Амура, против Благовещенска. Линия укрепления тянется от Цзюайгунь до деревушки Мачан: три артиллерийских форта, двадцать шесть смешанных дотов и двенадцать складов с боеприпасами. В ваше распоряжение поступает сапер с командой и взвод разведчиков.
«Это же направление Второго Дальневосточного фронта», — несколько удивился Рощин. Он имел смутное представление о Сахалянских укреплениях.
— Это уточненные данные штаба Второй Краснознаменной армии о состоянии Сахалянских укреплений к концу войны, — начальник штаба вручил ему разведывательную карту и пояснил: — Эти два моста на ветке Харбин — Сахалян взорваны. Будете добираться на автомашинах.
Договорившись с остальными офицерами о сборе команд, Рощин попросил командира разведки назначить в его распоряжение и Федорчука.
— Он включен в первую очередь демобилизации, — возразил командир дивизиона.
— Уточнится срок демобилизации, позвонишь в Сахалян, я его отправлю. Личную машину ему выделю, — пошутил Рощин. — Федорчука пошли ко мне домой, он знает куда, пусть соберет все необходимое. Я потом пришлю машину.
Готовя карту маршрута и план уничтожения укреплений, Анатолий поймал Себя на том, что из его мыслей не выходит Варенька. Он знал, что его отъезд обеспокоит ее.
— Знаешь что, капитан? — обратился Рощин к саперу. — Ты кончай расчеты взрывчатки, а я отлучусь ненадолго. — Анатолий решил навестить Вареньку. Чем меньше у него оставалось времени, тем сильнее он чувствовал эту необходимость. Больше того, он хотел ее видеть. Ее укоризненный взгляд преследовал его, звал. Возможно это будет последняя их встреча. Тогда его отъезд покажется ей бегством. Выйдя из штаба, Рощин столкнулся с Зиной.
— Где купить букет цветов? — озабоченно спросил ее Рощин, не понимая того, что выдает свои сокровенные мысли.
Зина долго смотрела в его глаза. Рощин понял свою оплошность и почувствовал неловкость.
— Ей? — наконец спросила она.
— Понимаешь… Я в служебную командировку и надолго. Возможно, в Харбин больше не попаду, — заговорил Рощин, злясь на себя и на Зину. — Нужно сказать, что дом…
— Я все понимаю, Анатолий! — грустно усмехнулась Зина. — Это ты никогда ничего не понимал!
— Почему же?
— Не знаю!.. Я пойду с тобой? Мне хочется еще раз увидеть ее.
— Нет, Зина. Ей будет неприятно…
— Ревнует? Ты расскажи ей, что мы просто друзья. Просто друзья.
— Знаешь что, Зина! — вдруг обрадовался Рощин. — Ты сходи к ней. Передай цветы, скажи, что я переселился из ее дома… Вернее, уехал надолго. Возможно, не приеду…
— Больше ничего? — с расстановкой спросила Зина.
— Поцелуй ее за меня!
— Хорошо, Анатолий! — покорно согласилась Зина.