— Дипломатия — цэ наука политическая, — резонно заметил Федорчук. — Она служит на пользу народа. А давать им спуск — це на пользу народа, а на кабалу.

Рощин решил положить конец спорам. «Если ошибусь, потом поправлюсь», — решил он. Собрав батарейцев около землянки линейного взвода, лейтенант коротко объяснил:

— Нам судить и рядить нечего. Японец убит на нашей земле, он пришел с оружием и вздумал перешагнуть нашу границу. Я лично думаю, Новожилов поступил правильно. На этом покончим со всякими разговорами.

Бойцы одобрительно загудели.

К Рощину подошел лейтенант Зудилин.

— Ты себя с политруком оправдывал или Новожилова? — спросил он.

Рощин вскинул на него удивленные глаза.

— В чем это я Должен оправдывать политрука или себя?

— Чего дурака корчишь? Вы же были на пункте? Тоже, наверное, бряцали винтовками? Если бы не выказывали друг перед другом твою воинственность, так и боец не пулял бы куда не нужно. А теперь Курочкин расхлебывай…

— Постой, постой, — перебил его Рощин. — Ты думаешь о том, что говоришь?

— Заладил: думаешь, думаешь! — горячился Зудилин. — Японцев не интересует то, что думали вы, что подумают наши красноармейцы. Их касается только фант нарушения нейтралитета. Мы убили японского солдата, солдата страны, с которой мы не воюем.

— Какую ты чушь городишь!

Рощин отошел.

— Разрешите обратиться, товарищ старший лейтенант? — догнал его Ошурин.

— Пожалуйста. Только, что это вы мое звание забыли?

— Телефонограмму принял, — широко улыбнулся Ошурин. — Поздравляет вас командование с присвоением звания старшего лейтенанта.

Рощин густо покраснел и с чувством пожал протянутую руку.

— Разрешите взвод построить, объявить телеграмму?

— Не нужно, пусть отдыхают. А вы почему не ложитесь?

— Хотел доложить первым… Да, еще телефонист из штаба передал по секрету: тем, кто стрелял, знаете, что сделали? Новожилова представили командующему, а остальным по благодарности объявили…

— Это хорошо! — облегченно вздохнул Рощин, — Правильно.

Направляясь к своему блиндажу, Рощин радостно думал: «Старший лейтенант!» Разогнавшись, он прокатился на ногах по поблескивавшей в лунном свете дорожке, но, потеряв равновесие, упал на бок и сполз по крутому откосу прямо к землянке, взвода вычислителей.

— Приехали, — засмеялась Сергеева, — здравствуйте, товарищ лейтенант, вы к нам?

— Нет, проездом, — ответил Рощин, отряхиваясь.

Взглянув на девушку, он удивился, как она переменилась. Это была уже не та Сергеева, которая робко перешагнула порог блиндажа. Бурлов за это время достал у помощника командира полка по хозяйственной части и форму, и маленькие, хотя и грубые, армейские сапоги, я новые с иголочки шинели. Сейчас при свете луны Сергеева казалась ему удивительно стройной, особо привлекательной.

— Понимаете, иду, на душе весело. Вспомнил детство, каток. Скользнул по дорожке и прямо сюда, — признался Рощин. — Но это и кстати. Я хотел с вами поговорить.

— О чем? — быстро спросила Сергеева.

— Я хотел попросить помочь мне навести уют в землянке взвода. Но это должно быть сделано не в приказном порядке, а по вашей инициативе.

— Девушки, я думаю, согласятся, — ответила нетвердо Валя.

Вглядываясь в ее серьезное лицо, Рощин внезапно вспомнил первый день войны. Берег моря, рассерженная девушка с пылающими щеками, имени которой он так и не узнал.

— Вы? — удивленно прошептал он. — Тогда, на Девятнадцатом. В день объявления войны?

— Да, — тихо проговорила она, — Тогда было так хорошо…

6

Похудевший, постоянно насупленный, Любимов пропадал в тайге, появляясь на заставе только для того, чтобы побриться и помыться в бане. И все же Жадов сумел проскользнуть через границу. Где совершился переход, пограничник приблизительно знал, и это еще больше его угнетало. Козырев, чтобы отвлечь лейтенанта от мрачных дум, несколько раз посылал его под предлогом службы в Сабурово. Возвращался оттуда Любимов повеселевшим: мельком встречался с Зиной или разговаривал с ней по телефону, а однажды даже сфотографировал ее под цветущей черемухой.

Рассветало… Объехав секреты, Любимов с двумя пограничниками остановился на Фомкиной сопке. Это был один из самых глухих уголков границы. Широкое болото заставило оттянуть в этом районе полевые части вглубь почти на два километра. С японской же стороны к границе подступали крутые, густо поросшие кустарником сопки, на которых создан пока еще не занятый войсками мощный, в два артиллерийских форта, четыре капонира и восемь дотов, резервный узел сопротивления. Он должен был прикрывать правый фланг ударной группировки армии генерала Сато, нацеленной на Сабурово. Привлекло сюда Любимова сообщение секрета о каком-то непонятном шуме, отмеченном после наступления темноты.