Мой взгляд опускается на мои тапочки, когда до меня доходит смысл собственных слов. Потому что в самое напряженное время года, жонглируя своим плотным хоккейным графиком, каникулами и поездкой домой к семье, этот человек думал обо мне, и, честно говоря, я не могу вспомнить, когда в последний раз кто-то делал это.

— Я не могу вспомнить, когда в последний раз получала подарки от кого-то, кроме семьи.

Тишина, как якорь, повисла, заставляя меня опустить глаза. Я волнуюсь, что завела нас на неизведанную территорию, куда Гаррет с обычным подарком не собирался заходить.

— Но я считаю, что ты моя семья, — наконец мягко отвечает он, заставляя меня посмотреть на него, терпеливым и добрым, полным сострадания взглядом. — Ребята, Кара, Олли… Это семья, которую я нашел, которую я выбрал, и думаю, что теперь ты тоже ее часть. По крайней мере, я хочу, чтобы ты была ей. Чтобы ты почувствовала, что тебе тоже есть место.

Я отворачиваюсь, чтобы украдкой поймать слезинку, которая выкатывается из моего глаза и пытается скатиться по щеке. Дурацкие праздники и самоуверенные хоккеисты, которые в тайне — плюшевыве мишки.

— Я не плачу, — говорю я ему, шмыгая носом. — У меня просто хроническое подтекания слезных протоков. Это постоянное явление.

Его смех — мой любимый звук, его улыбка — мое любимое зрелище.

— Счастливого Рождества, Дженни.

— Счастливого Рождества, Гаррет.

— Что, черт возьми, на тебе надето?

— Что? Это? — Картер опускает взгляд на рубашку, одергивая ее так, чтобы стало видно единственное слово, будто оно и так не было большим и главным. «DILF» (прим. на англ. daddy I’d like to fuck). — Олли мне ее подарила.

— Это должна была быть шутка, — бормочет Оливия, — но это его любимый подарок. Он его не снимает.

— Хочешь увидеть лучшую часть? — Картер притягивает Оливию к себе, гордо улыбаясь. — Покажи им свою, тыковка.

Ее лицо вспыхивает.

— Нет, я не думаю, что буду.

— Давай. — Он пожимает ей руку. — Будь громогласной, гордись собой, девочка Олли.

Она делает это, но при этом тащит свою задницу, медленно натягивая свитер через голову, и я не знаю, смеяться или плакать.

Потому что на футболке, что под толстовкой, написано одно простое предложение: «Я ЛЮБЛЮ DILF».

— Пип, — шепчу я Оливии, мои плечи трясутся, смех рокочет в груди. Я пытаюсь сдержаться, клянусь. — Что ты сделала?

Ее плечи опускаются, глаза опущены.

— Я облажалась.

— Что такое «DILF»? — Спрашивает мама, отчего я смеюсь еще громче, и когда Картер присоединяется, Оливия несется по коридору. — Это был просто вопрос!

Рядом со мной улыбается Хэнк.

— Мне жаль всех людей, которые никогда не смогут провести Рождество с Беккетами.

Мне жаль Оливию, потому что теперь она обречена на всю жизнь.

Я рада, что она с нами, потому что я не видела Картер таким счастливым на Рождество с тех пор, как умер наш папа. Его улыбка никогда не угасает. Он прижимает ее к себе, переплетает их пальцы, целует в плечо или висок каждый раз, когда проходит мимо.

Я думаю, Оливия вернула его к жизни. Теперь он всегда остается тем же братом, с которым я росла — бестолковым, эпатажным, с огромным сердцем — и не только вне камер.

Поэтому, когда он говорит нам, что у него есть увлекательное рождественское занятие для нас всей семьи, я не удивляюсь.

Продолжаю не удивляться даже когда он срывает простыню с кухонного стола, обнажая несколько коробок с пряничными домиками, которые строят и украшают самостоятельно.

Хотя слегка удивлена, что они сделаны из Орео.

— Я просто утверждаю. — Картер намазывает печенье глазурью и приклеивает его к крыше из печенья. — Тот, кто это придумал, гений. Целая деревня из Орео? — Он издает звук, будто на него снизошло откровение, и поворачивается к Оливии с широко раскрытыми глазами. — Что, если мы назовем ребенка…

— Нет.

— Но…

— Не назовем.

Картер хмурится, ворча что-то о том, что Гринч — беременная женщина ростом пять футов один дюйм, и Оливия крадет у него из рук мини-печенье и бросает его в рот. Это превращается в драку из-за печенья и съедобных украшений, и в конце концов Картер поднимает все это над головой и смеется, пока Оливия пытается взобраться по его телу, чтобы достать упомянутые предметы, в то время как Хэнк рядом со мной ест все, что попадается под руку.

— Хэнк. — Я хихикаю. — Ты должен класть их на свой дом, а не в рот.