— Извини, Рубиана. Я не могу этого сделать.

— Почему нет? Тебе не обязательно меня забирать, ты же знаешь. Правительство много лет обо мне заботилось.

Он фыркает.

— Сомневаюсь, ведь ты имела дело только с судьями и судебными приговорами. — Он смотрит на меня, изучая мои мешковатые штаны и черную выцветшую толстовку с капюшоном, которые я нашла в коробке с одеждой, оставленной для бездомных. Одежду, которую никто не будет носить, потому что она изжила себя и изношена. Но она достаточно хороша для отбросов системы. Я перестала беспокоиться о цветах или дырках в одежде, которую я получу. Но я провожу черту, если она не подходит. И если я собираюсь украсть — одолжить — это должно быть что-то достаточно хорошее, чтобы не выглядеть как полностью благотворительный случай.

— Это было бы к лучшему. Тебе не обязательно приводить к себе домой к идеальной жене и сыну дочь, которую ты явно никогда не хотел. Я могла бы быть как одна из тех собак, которых вы оставляете в приюте, когда хозяевам они больше не нужны. Я имею в виду, я не буду думать о тебе хуже, чем сейчас.

Я задела нерв, потому что он пристально смотрит на меня, сжимая кожаный руль и я наблюдаю, как он вращается, пока его дорогие золотые часы блестят. Я поворачиваю голову и вижу, как он въезжает на подъездную дорожку впечатляющего дома. Белые внешние стены, черная отделка вокруг окон, зеленые пышные газоны и красивые квадратные фары, которые должны сверкать, когда включаются фары. Подъездная дорожка из белого бетона с зеленой искусственной травой, разделяющей квадраты равномерно. Слева припаркован внедорожник Мерседес, а справа — приподнятый грузовик Додж Рам последней модели с черной краской и большими шинами.

Затем он нажимает кнопку на своем седане и ставит машину на парковку. Он наклоняет голову и смотрит на темные деревянные двойные двери впечатляющего двухэтажного дома. Он вытирает рукой лицо и поворачивает голову, чтобы увидеть, что я смотрю прямо перед собой. Честно говоря, я ничего не должна этому человеку или его семье, и не хочу, чтобы они мне что-то давали. Я понимаю, что это не вина его драгоценной жены или сына, но это и не моя вина, и я не просила ничего из этого.

— Рубиана, мне жаль, что тебе пришлось пережить. Я не знаю, что сказать или что я мог бы сказать, чтобы все исправить. Все, что я знаю, это то, что я принял решение и буду его придерживаться. Я не ожидаю, что ты полюбишь меня или простишь меня в любом случае. У тебя есть полное право чувствовать разочарование и злость на меня, но, пожалуйста, направь это на меня, а не на Кэролайн или Тайлера. Они приняли мое решение, и они оба считают, что я сделал правильный выбор, взяв тебя… и каждый из них признает, что ты моя дочь. Я говорил с судьей на слушании, и она согласилась, что это будет хорошо для тебя. Я знаю, что у тебя была тяжелая жизнь, и если бы я знал… — он замолкает, делает глубокий вдох и продолжает. — Мне жаль. Я не знаю, что делать или как вообще с тобой разговаривать. Просто, пожалуйста, попробуй. Это все, о чем я прошу. Когда ты закончишь школу, ты сможешь делать все, что захочешь. Иди, куда хочешь. Я не буду держать тебя в заложниках дольше, чем того требует суд.

Я скрещиваю руки на груди, слушая его. Но все, что я слышу, — это его чувство вины. Дело не во мне, а в нем самом. Я понимаю. Все хорошо. Ему жаль… Поэтому я делаю то, что делала долгое время… Я смотрю на дом перед собой, как на свою следующую тюрьму. По крайней мере, это лучше, чем приемная семья, я полагаю. Мне нужно выполнить несколько пунктов: закончить последний год обучения, получить диплом, а затем я уеду отсюда. Тогда я смогу начать свою жизнь на своих условиях и отвечать только перед собой.

— Ладно, я буду играть в семейный дом. Не жди, что я буду благодарна и в восторге от того, что ты бросился меня спасать, потому что это не так.

Он снова выдыхает, должно быть, затаив дыхание.

— Достаточно справедливо. Я хочу сказать тебе, что у нас есть еще несколько правил. — Я изогнула бровь. — Никаких парней в твоей комнате. Мне нужно знать, где ты все время. Комендантский час в одиннадцать вечера в школьные вечера и в полночь по выходным, если только ты не идешь гулять с Тайлером. Он знает, что нужно оградить тебя от неприятностей. Никаких драк в школе. Прояви к нам уважение, и все остальное придет в норму. Это не слишком много. В твоей комнате есть мобильный телефон, школьная форма, и я отвезу тебя завтра после школы, чтобы купить все, что тебе нужно.

Я кладу голову на подголовник и смотрю на темные деревянные входные двери, как будто они являются порталом в мою надвигающуюся гибель.

— Что-нибудь еще?

— Да, помни, не надо доставлять Кэролайн неприятности.

Вот он снова о Кэролайн. Он, должно быть, действительно любит ее. Жаль, что я не знаю, что это за эмоция.

— У меня тоже есть одно правило. — Говорю я, закрывая дверь с тихим стуком и встречаясь с ним взглядом через крышу его черной машины.

— Ладно, говори?

Я стягиваю капюшон свитера со своих заплетенных в косы волос и смотрю ему в глаза.

— Ты читал мое досье?

Он отводит глаза и прочищает горло.

— Я читал.

Он, должно быть, видел фотографии, которые рассказывают половину правды о моем прошлом. Что можно увидеть из того, что я пережила. Физические вещи, которые появляются на твоей коже, которые являются намеками на страдания, которые ты пережил, как записки, оставленные на твоей плоти, которые рассказывают историю, которую никто не должен читать. Как он может понять или узнать? Только, человек, который прошел через что-то подобное, может распознать признаки зла. Все, что он, должно быть, видел в моем досье, является доказательством физической части. Ментальная часть — самая большая боль в моей истории… и ее нельзя прочитать в файле или выразить словами.

Это боль, которую никто никогда не узнает.

Секреты, которые ты хранишь.

Секреты, которые определяют воспоминания, которые ты проигрываешь в своей голове.

Те, которые больше не заставляют тебя беспокоиться.

— Все, что я прошу, — это чтобы ты держал мое прошлое при себе. У меня уже есть твоя жалость. Последнее, что мне нужно — это их жалость.

КАЙ

— Ну и как прошла встреча? — Спрашиваю я Тайлера саркастическим голосом.