Временная могила — защита от волков — вышла никудышной, мерзлая земля не поддавалась, а тел было много, слишком много. Монахини перевезут их в монастырь, но не ранее, чем из деревни подойдут новые телеги взамен сгоревших.

Фронадан достаточно хорошо знал кузена, чтобы решиться похоронить Адемара не в королевской усыпальнице, а рядом с женой, в Гудаме. Король, конечно, будет недоволен, но его любимый сын не успел короноваться, а значит, мог бы выбирать между Хаубером и этим святым местом. Фронадан был уверен, что он предпочел бы Гудам.

«Остановись, — мысленно приказал он себе, — ты думаешь о нем, как о мертвеце». Еще не вернулись разведчики, отправленные в лес на поиски. Еще теплилась надежда, что нападавших обманули, и принцу удалось сбежать. Но с прибытием гонца ситуация накалилась и требовала немедленного отъезда, так что решено было ехать, а следопытов оставить на попечении монастыря до весны, но только инкогнито. Фронадан запретил своим людям возиться с шатрами и объявил сбор за час до рассвета. Текст записки, которую он держал в руках, был адресован ему, Гронарду и Дору Гранджу, получившим такие же послания:

«Моим верным подданным. Тот из вас, кто в настоящий момент способен оказать Адемару наибольшую поддержку, должен остаться с ним, остальные двое обязаны немедленно вернуться в Хаубер. Опасность таилась не там, где нас заставляли ее видеть. Годрика надлежит взять в плен живым для допроса. Все позиции укрепить и не сдавать».

Фронадан смял пергамент и бросил его в огонь. «Опасность не там». Речь могла идти только об измене, и никто больше не должен был это видеть. Он взял чистый пергамент и расправил его на колене.

«Гронарду, моему другу и верному подданному Вилиама Светлого. Удерживай свои позиции, не доверяй никому. Дору Гранджу следует вернуться в Хаубер. Адемара будут ждать мои люди. Я сам отправляюсь на юг».

Писать о возможной смерти наследника и его сына Фронадан не стал — не хотел, чтобы об этом узнали ни друзья, ни враги. Фигура живого принца незримо поддерживала правых и пугала неверных. Еще два послания он написал Гранджу и командующему своими силами, приказывая соединиться с войсками Гронарда и слушаться его распоряжений. Армию Сейтера следовало раздробить и обескровить. Сегодня все части головоломки сложились для Фронадана в одно целое, как бы ни было трудно в это поверить. События последних месяцев были выгодны лишь одному человеку. И теперь, после смерти братьев, Сейтер мог получить все.

Мокрый снег вперемешку с дождем валил второй день подряд, а ветер лез под капюшон, сдувая ручейки воды за шиворот. Долгий путь подходил к концу, и Сейтер не обращал внимания на мелочи. Глубоко вдохнув и расправив плечи, он унял дрожь, пробежавшую по телу от ледяных брызг. Осталось совсем немного.

Сзади раздалось невнятное кряхтенье, Сейтер обернулся и взглянул на брата. Тот сидел на своей лошади, как нахохлившийся птенец, толстый шарф сделал бесформенной его голову, в недрах капюшона виднелись только два больших карих глаза. Сейтер придержал коня, чтобы с ним поравняться.

— К вечеру будем на месте, — сказал он, оглядывая Бренельда. Вся эта возня с одеждой ничего не даст. Чтобы согреться, хорошо бы ему зарядить галопом до арьергарда и обратно.

— Если я доживу до вечера, — глухо раздалось из-под капюшона.

— Смотри, — Сейтер указал в ту сторону, откуда они ехали. Бренельд попытался оглянуться, не разрушая хрупкую конструкцию из мехов и тканей, но у него ничего не вышло. Сейтер раздражённо вздохнул.

— Там уже видно небо, а ветер относит тучи на запад. Дождь скоро кончится.

— Надеюсь. А мы можем остаться под крышей хотя бы на день? Я уже забыл, как выглядит мягкое кресло и сухая кровать.

Он еще не договорил, а Сейтер уже начал выходить из себя. Они столько раз обсуждали это! Неужели снова?

— Ты — останешься. Можешь до скончания века наслаждаться креслами и кроватями, если, конечно, Годрик не спит в шкурах на полу. А я закончу начатое.

Бренельд сорвал с головы капюшон и оттянул вниз высокий воротник:

— Что?! Но я не хочу оставаться там один! Ты же сказал…

Терпение Сейтера лопнуло, он схватил лошадь брата за уздечку и, притянув ее вплотную к своей, зарычал ему прямо в ухо:

— Я сказал, что отдаю тебе Берению! Всю! С потрохами! Но ты тут же ее потеряешь, если будешь все время ныть и таскаться за мной по пятам! Я хочу, чтобы ты остался и навел здесь порядок!

Бренельд вздрагивал на высоких нотах и, сжав губы в тонкую линию, все ниже опускал голову — совсем как в детстве, когда не справлялся с какой-нибудь трудной задачей. Сейтер отпустил его лошадь и ударил ногой по крупу, отгоняя подальше, чтобы не видеть этого лица. Напрашивается на жалость в самый неподходящий момент! Какого демона? Хоть бы раз сделал то, что просят! Неблагодарная скотина!