Теперь она отиралась возле одного из сотников, молодого мужчины в плотной стеганой одежде, который не понимал, кто она такая и что тут делает, а мимо сновали лучники, расписывались в какой-то книге и получали стрелы. Карланта сунула нос в записи, обнаружила нескончаемый список имен, потом решила незаметно проскочить наверх, но отовсюду ее быстро прогнали. Наконец у мишени, где выбирали и примеривали луки, она встала в очередь и, понаблюдав за мужчинами, отправлявшим свои стрелы куда угодно, только не в центр, всадила три черноперых стрелы прямо в маленький кружок. Пришлось еще долго звать взмыленного сотника и доказывать, что это сделала она, прежде чем он махнул рукой, сунул ей старый потрепанный шлем и послал ко всем проклятым, то есть наверх.

Сердце заходилось от волнения, когда она поднималась на стену, прыгая через ступеньки. Места у лестницы уже не было, и ей пришлось бежать по галерее дальше. Наконец, выбежав на голую стену, где было уже не так много солдат, она выглянула между зубцами наружу. Внизу на довольно большом расстоянии построились вражеские части. Одни — за поникшими яблонями, другие — за сараями. Некоторые постройки были разрушены до основания, видимо из них лучники сколотили огромные щиты, а пехотинцы — целые подвижные навесы. Если бы не высота, можно было бы и не стрелять, и так половину стрел потратят впустую.

Пытаясь успокоить дыхание, Карланта встала на одно колено и выложила перед собой торпийские стрелы — нужно было оценить их длину и вес. Она заметила, что некоторые торпийцы целятся во врага, хотя сигнала еще не было, а штурм не начался. То одна, то другая стрела срывалась с тетивы, но летела не в солдат, а в какую-нибудь приметную цель на земле. Значит, она тоже может пристреляться. Карланта наложила стрелу, подняла лук и осмотрела поле. Скоро все эти люди ринутся сюда. Она не могла разглядеть их лица, видно было только, как они переговариваются, одергивают снаряжение и переминаются с ноги на ногу. Карланта выбрала целью камень, чтобы стрела раскололась и не досталась врагам, и натянула лук. Стрела мягко сошла с тетивы и устремилась вперёд. Она не долетела до камня локтей двадцать и мигом пропала в грязной снежной каше. Торпийские стрелы были слишком тяжёлыми. Но, может быть, поэтому могли пробить доспехи? Нужно потренироваться.

Она взяла новую стрелу, но на стене раздался суровый окрик на торпийском, и по лицам солдат Карланта поняла, что командир приказывает не стрелять. Она опустила лук и села, все больше ощущая тяжесть шлема — голову тянуло вбок и назад. В это время с поля послышался глубокий трубный звук, потом еще несколько повыше тоном, застучал барабан, и колонны пришли в движение. Сотни глоток испустили какой-то клич, Карланта не разобрала слов, но по спине побежали мурашки. Нужно было что-то делать — этот хор вытравливал всю смелость. Торпийцы нестройно закричали в ответ, но она не знала, что кричать, и вместо этого подняла лук. Но не успела наложить стрелу, как над ухом закричали:

— Карланта! Вниз, быстро!

Он уже вернулся? Как он ее нашел? Карланта неуклюже задрала голову — под весом шлема шея не работала, как нужно — и тут же сухая, тонкая рука схватила ее за шиворот.

— Дедушка!

— Брось это!

Его лицо исказилось от гнева и страха — брови взлетели вверх, ноздри раздувались, щеки побелели, как снег. Он потянул ее, но, конечно, не смог поднять на ноги. Карланта согнулась — почти села — и вцепилась в угол каменного зубца.

— Отпусти, я буду драться! Как все!

— Девочка! Ты не должна! Карланта!

Да что же он орет — все слышат и оборачиваются, смотрят, как ее забирают!

— Ви-и-и-ирг! — раздался вдруг рев командира, и стрелки спешно вскинули луки. Те, кто засмотрелся на Карланту, чертыхаясь, вытаскивали стрелы из колчанов. Она тоже должна стрелять вместе со всеми! Как можно быть в стороне, когда на тебя наступают солдаты? Раздался тонкий визг рожка, и пехотинцы внизу подняли щиты.

— Плег!

Сотни стрел разом рассекли воздух, тренькнула тетива у какого-то неумехи, снова зашуршали колчаны. Завороженная, Карланта смотрела, как густой темный поток устремился к противнику и через мгновение накрыл ближайшую к ним колонну, как ливень — траву. Стрелы дробью застучали по щитам, прошили голые кроны яблонь, разбили гнилые доски старого сарая. Среди наступающих произошла заминка, но они тут же снова побежали вперед. А их лучники, наоборот, остановились, и Карланта услышала далекое «луки гото-о-овь!»

— Дедушка! — она схватила старика за мантию и повалила на дощатый настил, прикрыв своим телом. Внизу крикнули еще раз, воздух вновь зазвенел, а время остановилось.

Волна стрел накрыла и перехлестнула стену, как волна воды. О зубец, под которым Карланта прижала Кэларьяна, они ломались с сухим треском. На мостовую внутри города падали со звоном. От стен домов отскакивали со щелчком, в ставни вонзались с глухим чавком. Во дворе караулки несколько из них нашли свою цель.

Время снова побежало вперед, только когда град распался на отдельные щелчки, а кто-то из отступающих торпийцев отдавил ей руку. Карланта вскинула голову. По всей стене из настила торчали стрелы с белыми перьями, лучники отползали к башням, толкаясь и бранясь, на чем свет стоит. Кэларьян наконец смог вдохнуть и сел, нелепо размахивая руками.

— Дедушка! Уходи, уходи!

Он помотал головой, держась за колено, и вдруг снова лег. Поджал губы, отвернулся. И это когда снизу уже слышно, как бряцает железо на бегущих солдатах!

— Дедушка!

— Без тебя не уйду! Все это, — он указал на поле, где нарастал рев солдат, и под стену, откуда доносился стон раненого, — не для таких, как мы! О чем ты только думала!

Карланта не думала. Она закинула лук за спину, встала на четвереньки и сама схватила Кэларьяна за ворот. Рядом с ними почти никого не осталось, за каждым каменным зубцом пряталось всего по паре человек — они поочереди стреляли из проемов — но большинство торпийцев теснилось у башен и в остатках галереи. Карланта потянула дедушку: