Не вернулась…

– Вы кто? – спросила Рита хриплым голосом.

– Рита… – произнес Саша, делая шаг вперед. – Ты…

– Уходи! – взвизгнула она.

Вскочила на ноги, спрыгнула с койки и забилась в дальний угол палаты.

– Рита, это же я… – прошептал Саша.

Ком встал в горле, мышцы перестали слушаться. Внутри медленно разворачивалось отчаяние.

– Уходи! – крикнула девушка, схватила вазу с цветами, которые он выбирал несколько дней назад, швырнула в него. – Уходи! Где моя мама?! Где мама?!

Слезы встали в его глазах. Внутри холодно и страшно.

– Рита, все хорошо, – Саша сделал осторожный шаг к ней.

– Нет! НЕТ!

Она закричала, стукнулась головой о стену, попыталась вжаться в угол и принялась рвать на себе волосы, выкрикивая «нет» срывающимся на хрип голосом. Сашу парализовало. Люба выскочила из палаты и вернулась с Дашей. Врач держала шприц.

– Помогайте! – приказала она.

Рита выла и рвала на себе волосы. Костя подскочил к ней, схватил за руки и обездвижил слабую от долгого лежания девушку. Даша быстрым движением поставила укол прямо сквозь ткань больничной сорочки.

– Держи ее, – произнесла она.

– Пусти! – крикнула Рита, вырываясь. – Пусти меня! Где мама?! Я хочу к маме!

Она плакала. Лицо исказила некрасивая гримаса. Саша сорвался, оттолкнул Костю, схватил девушку и крепко прижал к себе, чтобы она не смогла вырваться.

– К маме! – причитала Рита. – Я хочу к маме!

– Тише, – прошипел он ей на ухо, покачал, как маленького ребенка. – Тише, тише. Скоро мама придет. Все будет хорошо.

– Вышли, вышли! – шикнула Даша на Любу с Костей. – Кыш!

Рита пыталась оттолкнуть Сашу, но силы ее покидали, она сдалась и безвольно прижалась к нему всем телом. Саша судорожно вздохнул, обнял ее за плечи и положил подбородок на макушку. Неужели это все? И ничего и никогда не будет по-другому? Неужели…

– Я хочу к маме, – пробормотала Рита. – Где мама?

– Скоро придет, моя хорошая, – произнес он. – Скоро. Потерпи.

Он опустился в низкое кресло, прижал ее к себе и поцеловал в висок.

– А ты кто?

Сердце сжалось до боли, слезы обожгли глаза.

– Я…

– Ты добрый, – перебила Рита, сжалась и прильнула щекой к его груди.

Он качал ее на руках, пока она впала в анабиоз и смотрела в одну точку, закусив большой палец.

На следующий день повторилось все то же самое, а потом снова. И снова. И снова.

Внутри, очень глубоко, он понимал, что мучает Риту, себя и Дашу, которой приходилось неотрывно быть с ней рядом. Но разум не мог поверить, что это конец. Что все это никогда не изменится. Что это не лечится. Что Рите не место среди них…

– Саша, – устало вздохнула Даша, спустя несколько дней. – Я, конечно врач, но не психиатр. Мы издеваемся над ней.

– Ты же знаешь, что происходит в дурдоме, – умоляющим голосом произнес Саша. – Как их обкалывают и превращают в овощей!

– У нее приступы каждый день, – покачала головой врач. – И каждый день я обкалываю ее и тоже превращаю в овощ. Саша, я знаю, что тебе страшно, но мы издеваемся друг над другом.

Он долго молчал, глядя Даше в глаза. Она смотрела в ответ спокойно и устало, словно давала время изучить и прочитать мысли. Или же устала настолько, что не было сил ни спорить, ни уговаривать.

– Я боюсь, – прошептал Саша. – Это будет значить, что я сдался.

– Нет, – возразила врач. – Это будет значить, что ты любишь ее. Ей нужен психиатр.

Он сдался.

Ее забрали в психиатрическую клинику возле большого парка недалеко от их дома. Врачи поставили шизофрению, выделили ей палату и назначили дни, когда Саша мог приходить.

Рита не помнила никого и ничего, утверждала, что ей четырнадцать, за ней должна прийти мама, плакала, резко начинала смеяться или испуганно забивалась в угол, билась головой о стену и рвала на себе волосы. Но к Саше она относилась с теплотой, всякий раз забиралась к нему на колени и прижималась щекой к груди, смотрела в одну точку и мерно сопела, обхватив его запястье маленькими ладонями.

Психиатр сказал, что это не лечится.

Потянулись серые одинаковые дни, в которые он тешил себя надеждой, что Рита сможет выкарабкаться. Иногда он предавался мечтам, в которых все налаживается, она излечивается и вспоминает его. В реальности же она все так же звала маму, ревела и сидела у него на коленях, прижавшись щекой.

– Саш, – позвала Люба, подсев к нему на скамью поздним вечером. – Саш, надо жить дальше, слышишь?

– Не хочу, – бесцветным голосом ответил он. – Нет смысла.