Шрифт:
На следующий день в таверне «У Орла» Авл и Адамант распивали дорогое фалернское вино. Повод был значимый, — удалось убить главаря конкурирующей банды «волков» одноглазого Тита.
— Значит, говоришь, — прошло как по маслу?- спросил Авл.
— Да, вышло чётко. Пацан залез в небольшое оконце и зарезал гавнюка.
— Получается первый «блин не комом»?
— Не совсем. Были огрешности.
— Какие?
— Прикинь, Авл, пацан на дело притащил кухонный нож, которым овощи чистит. Пришлось свой ему отдать.
— Ха…ха…ха…Кухонный…Вот ржака…
— Именно. Он бы им только поцарапать смог и то не факт. Тит — мужик крепкий. Потом ещё один «прокол» был…
— Какой?
— Он нож в Тите оставил.
— В смысле?
— Я тоже так спросил. Оказывается, Сулла тупо воткнул Титу нож в шею и ушёл.
— А почему не забрал-то?
— Говорит, что не хотел мараться кровью и боялся выйти с уликой.
— Что за улика?
— Пацан говорит, что вроде как вещь, которая доказывает, что он совершил преступление.
— Так ночь же была. К тому же повсюду охрана. Глуповато как-то.
— Согласен. Из-за него пришлось безоружными возвращаться, — мерзкое чувство.
— Откуда он это слово «улика» нашёл? Первый раз слышу.
— Сказал, что сам придумал.
— Вечно глупости какие-то выдумывает. Ещё и с маской этой ходит, словно театрал какой-то. Аид с ним, главное, что дело выполнил. Пацану 200 денариев отвалил, — пусть радуется.
— А мне?
— Тебе, как прежде, Адамант, — 300 денариев.
— Цель была сложная.
— Да брось ты. В конце концов, пацан же убил.
— Если бы я не объяснил Сулле, как действовать, то ничего бы не получилось. Сам он глуп и ничего придумать не может. Один его кухонный нож чего стоит.
— Уговорил, пусть будет 350 денариев, но не больше. И так сейчас будут траты… Надо часть территории «волков» отжимать, — опять расходы. У нас есть время до того, как они выберут нового вожака. Займём ещё район, а потом пусть пробуют нас оттуда выкурить.
Красивая и явно женская комната, видная по обилию розовых цветов и разных украшений… Две девушки тут занимаются вышивкой, впрочем, это занятие у них представляло скорее развлечение, чем работу. Работа делалась слегка и максимально расслабленно. Видно было, что гораздо больше их интересует не сама вышивка, а складывающийся разговор.
— Юлилла, а ты уже знаешь новость про нашу соседку? — спросила младшая Юлия.
— Это про какую?
— Я об этой богатой плебейке, которая постоянно напрашивается к нам в гости. Непонятно, почему мама продолжает её пускать.
— Ты о Секунде?
— Да. Точно. Так вот, она вышла замуж.
— Ха…ха…ха…В третий раз? И кто этот несчастный?
— Луций Корнеллий.
— Корнеллий?
— Представляешь. Это отец твоего красавчика.
— Он больше не мой…
— Да ладно тебе…Мы же знаем, из-за чего вы поссорились. Ты понимаешь, что он бедный, — не надо просто на него наседать.
— Я и так по острию лезвия ходила. Если бы отец узнал о моих встречах с Суллой, то он бы меня убил.
— Брось ты. Никто не говорит о замужестве. Девушки даже с рабами забавляются и ничего. У вас с ним уже было?
— Нет.
— А почему?
— Не знаю. Странный он какой-то. Книги читает, какие-то стихи сочиняет. Вроде бы умный, но дурак дураком.
— Ещё бы. Нас же лишили невинности в четырнадцать. Ему нечего бояться девственной крови, — хотя я сомневаюсь, что она так уж вредна на самом деле, как говорят.
— И не говори. До сих пор помню, как меня привели в храм Весты (богиня, покровительница семейного очага и жертвенного огня в Древнем Риме). Там уже было много девушек, и все дожидались очереди отдаться первому встречному мужчине. Я боялась, что мне никто не достанется из-за этих предрассудков о вреде девственной крови и мне придётся это делать специальной статуэткой…
— Да уж приятного мало. Но отец же обо всём договорился.
— Это точно, — повезло. Пустили вперёд всех и удалось совокупиться с мужчиной.
— А ведь некоторые даже со статуэткой не могут…
— Сама знаешь, что их участь ужасна. Невинных девушек мужчины замуж не берут, — считают плохим знаком, который к тому же оскверняет всю семью.
— Думаешь, Сулла не стал с тобой спать из-за переживаний о твоей девственности и боялся крови?
— Не знаю. Я его до конца не понимаю.