Результат был тот, что мистер Ольдершау сейчас же рассчитал одного из своих служащих, — бедного человека с восемью детьми, — и взял вместо него меня.

Сознаться вам, мне пришлось так работать, что я был уже в полуобморочном состоянии, когда настало воскресенье. Но это было для меня на последнем плане. Через два месяца я получу свой выигрыш и исчезну в пространстве.

И так шли утомительные часы. Каждый день, в восемь часов утра, я уже сидел на своем месте и часто уходил домой не раньше восьми часов вечера. Ах, жители Сауспорта не подозревали, что эта сгорбленная фигура, ползущая по вечерам домой, станет скоро известной всему городу.

— Через месяц, — говорил я себе, — через три недели, через две недели… Разве эта мысль не делает даже холодную баранину вкусной?

Оставалось десять дней Потом неделя. Я был счастлив, что могу носить синие очки, скрывавшие блеск моих глаз. Я едва сдерживался, чтобы не петь в конторе.

Но накануне розыгрыша на меня свалился ужасный удар. Мистер Ольдершау позвал меня к себе в кабинет и совершенно неожиданно сообщил мне:

— Я слышал очень забавную вещь. Очень забавную.

— Да, сэр? — почтительно сказал я.

— Кросслей только что взял нового служащего, — продолжал мистер Ольдершау. Кросслей был также владельцем конторы по продаже земельной собственности. Только его контора находилась на другом конце города. — Но что смешнее всего, это— что служащий такой же слепой, как вы. — Тут бессердечный старик громко расхохотался.

— Служащий? — переспросил я, весь дрожа. — Но он, ведь, не стенограф?

— Вот это-то и забавно, что Кросслей купил ему такую же маленькую машинку, как у вас, и тот стал учиться писать на ней.

Я был поражен. После всех моих трудов, после этой противоестественной жизни втечение нескольких месяцев, получить в последний момент такое известие! Это было слишком.

И все-таки я отдавал себе отчет в том, что, если непоколебимые законы, управляющие Калькуттской лоттереей, решили, что в этом году выиграет слепой стенограф в Сауспорте, то этот стенограф должен был существовать на самом деле, помимо моих хитроумных попыток перевоплотиться в такого стенографа.

Весь остаток дня и всю ночь я провел в размышлениях, как бы в этот последний час мне избавиться от неожиданного соперника. Когда утренний свет стал вползать через занавески моей неуютной спальни, мой измученный мозг, наконец, нашел разрешение вопроса.

Я одел свое лучшее платье, сделал пробор с другой стороны и вышел из дому сейчас же после завтрака. На пустынной улице, за выступом дома, я снял синие очки и прилепил себе черные усики. Подозвав таксомотор, я сразу же поехал на частную квартиру мистера Кросслея. К счастью, я увидел его в саду перед домом.

— С добрым утром, — сказал я с самым лучшим столичным выговором. — Надеюсь, вы извините, что я врываюсь к вам в день вашего отдыха. Но мне нужно было повидать вас по одному делу, а я сегодня же уезжаю на автомобиле в Лондон.

Я увидел, как засверкали глаза мистера Кросслей. По небрежно брошенной мною фразе он сразу понял, что я человек состоятельный.

— Пожалуйста, пожалуйста, — любезно сказал он, — чем скорее дело сделано, тем лучше. Чем могу служить, мистер?..

— Р…, — ответил я, называя фамилию известных финансистов.

Глаза мистера Крослея снова вспыхнули и засверкали.

— Я смотрел тот дом за церковью Св. Августина… — я знал, что дом этот был козырем всего дела мистера Кросслей. — У меня не совсем определенные планы, в виду того, что я — скоро еду в Америку, но если бы можно было устроить опцион на подходящих условиях, конечно…

— О, конечно, конечно, — сказал мистер Кросслей.

— Скажем тогда, — на шесть недель, — продолжал я, — Если вы можете теперь же приготовить необходимое соглашение, я передам вам в качестве обеспечения банкнот на сумму в пятьсот фунтов стерлингов.

Это превышало всю сумму стоимости продававшегося дома, но я мог себе позволить быть щедрым.

— Может быть, вы зайдете ко мне, — оживился мистер Кросслей. Но я перебил его.

— Хочу поставить только одно условие, — сказал я. — Я уже делал подобное предложение мистерам Баглей и Ольдершау, но потом должен был взять его обратно. Дело в том, что я увидел в их конторе слепого стенографа и, — назовите это, если хотите, суеверием, — но присутствие Этих несчастных людей действует на меня совершенно особенным образом. Я обратил на это внимание мистера Ольдершау, по он, кажется, считает этого служащего незаменимым. Поэтому, естественно, что я предпочел обратиться со своим предложением в другое место.

Каковы бы ни были чувства, испытываемые в это время мистером Кросслеем, он скрыл их с большим успехом. Как я и предвидел, его скупость и беззастенчивость богача сразу же очистили мне дорогу.

— Надеюсь, — сказал я со смехом, — что в вашей конторе не имеется ничего подобного?

— О, конечно, нет, мистер Р…, — ответил тоже со смехом мистер Кросслей. И я знал, что судьба моего соперника решена.

— Так войдемте и покончим с делом, — сказал я. Для своего большого спокойствия я прибавил. — Может быть я загляну к вам в контору на-днях, еще до своего отплытия.