— Спасибо, Венди! Жди меня, и Лейле, себя в обиду не давай!

— Я ей нравлюсь, она хорошая, просто не показывает этого, — беззаботно улыбнулась девочка.

— Ага, хорошая, когда спит зубами к стенке, — хмыкнул я.

— Вот, это тебе поможет в трудную минуту.

Она протянула мне огромный медвежий коготь и, спрыгнув с моих рук, убежала. Мне хотелось тут же выбросить эту мерзкую штуку, но я, пересилив себя, спрятал коготь в карман.

— Должно быть, жалеешь, что я не убил эту настырную девчонку, когда была такая возможность, — усмехнулся Леон.

— Плохо ты меня знаешь, волк, поехали, — буркнул я, пришпорив своего чудесного гнедого коня.

Истекая потом под палящим солнцем, мы двигались по равнине на Север. В горле было сухо, как в пустыне, глаза слезились, голову сильно напекло, по такому солнцу очень не хватало широкополой ковбойской шляпы.

Вопреки тому, что мне хотелось о многом расспросить Леона, ехали, молча, я все время прикладывался к фляжке с водой, но не пил, а просто смачивал губы.

Хорошо, что хоть тряска на гнедом почти не ощущалась. Мое измученное, не успевшее восстановиться после прошлых приключений тело, просто спало в седле, живя своей отдельной жизнью. Если бы не жара, да тревожные мысли, так вообще можно было по кайфу.

Но и проблема жары вскоре решилась. Вдалеке показался лес, мы с Леоном, не сговариваясь, ускорились, спеша спрятаться под кронами деревьев. И понемногу нас захлестнул азарт, и мы погнали коней уже наперегонки.

Мой гнедой двигался легко и плавно, едва касаясь земли, будто и не конь вовсе, а мягколапая пантера, однако я все равно умудрялся болтаться в седле, как говно в проруби.

Серенькая кобылка Леона тоже была довольно резвой, а сам волк, в отличие от меня, умелым наездником. Казалось, он слился с лошадью в единое целое. И нёсся ровно, стремительно, точно серая волна по полю.

Какое-то время мы шли ноздря в ноздрю. Потом мой гнедой сердито фыркнул и дал жару. Понёс так, что мне пришлось вцепиться за поводья едва ли не зубами, чтобы не вылететь из седла, рискуя сломать себе шею.

Мы с гнедым стремительно пошли на опережение, а вскоре серая волна осталась позади. Однако очень близко за моей спиной продолжал раздаваться упрямый топот копыт.

Лес быстро приближался, а волк не думал отставать. Сердце билось в висках. Еще немного и волк бы меня сцапал, как в страшной детской песенке, когда мама настоятельно просила меня не ложиться на бочок. Гнедой, словно почувствовав мою совершенно иррациональную, поднятую из глубины веков, панику, ещё поднажал, и мы ворвались в лес.

Потихоньку тиски страха стали разжиматься, уступая моменту первобытного ликования. Я победил. Гнедой, чувствуя, что дело сделано, стал потихоньку сбавлять обороты.

Но радовался я недолго, так как вместо того, чтобы смотреть вперед, я всё время оглядывался назад, желая теперь предъявить свою победу волку. Поэтому не заметив низко свесившейся над дорогой ветки, я на всем скаку, а неслись мы всё ещё довольно быстро, налетел на неё грудью.

Ветка затрещала, но всё же осталась на месте, а вот меня, саданув по ребрам и пробороздив по лицу, вышибло из седла. Конь продолжал скакать, в то время как я шмякнулся на землю и закрутился от боли, безуспешно пытаясь поймать губами воздух.

А все-таки гнедой был самым настоящим чудом, другой конь убежал бы, а этот наоборот, вернулся ко мне и виновато фыркая, склонил свою гриву, мол, залезай человек.

Сзади кто-то неудержимо заливался хохотом. Это Леон — его угораздило появиться именно в тот момент, когда я растянулся на земле, поэтому про всякий момент триумфа можно было забыть навсегда.

Волк спешился и поспешил ко мне, но вовсе не для того, чтобы помочь мне подняться, как я было подумал, а к моему коню.

— Ая-яй, не конь, а чудо! — прицокивая языком стал нахваливать он гнедого, оглаживая его по морде. — Тебе б еще достойного всадника. Эрик, а может, продашь мне его! Я за такого коня, харму бы отдал.

— Шиш тебе с маслом, а не моего коня, — обиженно буркнул я, поднимаясь с земли и цепляясь по мере распрямления за гриву гнедого.

Потрогал рассеченный лоб, затем болевший бок. Дышать было всё еще больно, из-за чего я понял, что и мне, как когда-то первому мужчине на земле, пришлось принести в жертву пару ребер, только в отличие от Адама не на строительство женщины, а в угоду собственной глупости. Хотя не сказал бы, что лежала уж такая большая разница между этими двумя результатами. Хорошо ещё, что процесс регенерации уже запустился, и через полчаса я должен быть как новенький.