В темной глуби окна она увидела Митю, как тода, в Москве, в белом смокинге с бабочкой, изящного, элегантного, с легкой, ироничной грустинкой в глазах. Он провел рукой по волосам, прищурился на свечу.

— Ты исчезла так внезапно.

— Прости. Я не могла иначе.

— Ты думаешь обо мне?

— Все время. Ничего не могу с собой поделать.

— А надо?

— Надо. Надо.

И тихие скрипки, как крылья ночных птиц в темном небе.

— Простите, что нарушаю ваше одиночество. Я могу присесть?

Голос был мягкий, какой-то вкрадчивый, с легким призвуком акцента. Лика машинально кивнула, не повернув голов. Услужливое стекло отразило обладателя этого бархатного голоса. Господин средних лет с круглой головой на крепкой шее. Он тут же возник в поле ее зрения. Коротко стриженные волосы с обильной проседью, как говорят, соль с перцем. Глубокие черные глаза на гладко выбритом смуглом лице. Она выжидающе посмотрела на него.

— Вы, наверное, удивлены. Простите за непрошеное вторжение. Все дело в вине.

Она удивленно приподняла брови.

— Да-да. — Он мягко улыбнулся ей. — Я выпил евксиноградского вина. Не слишком много, а чуть-чуть слишком. Вы уловили нюанс?

Лика кивнула, не удержавшись от улыбки. Он удовлетворенно зажмурился, как кот у теплой печки.

— Красное евксиноградское вино — это маленькое чудо, поверьте. Оно уносит все печали и делает людей родными. Ненадолго. До утра. Но этого довольно, правда?

Лика снова кивнула. Ей нравился его неспешный разговор.

— Вы позволите мне угостить вас? Немножко чуда, разве плохо?

— Неплохо.

Он просиял, принес бутылку и разлил по бокалам. Вино переливалось в свете свечи старинным рубином. Лика поднесла бокал к губам. Терпкая обволакивающая сладость прикоснулась к языку.

— Действительно чудо, — сказала она, облизав губы,

— Вот видите.

Он пристально смотрел на нее из-под кустистых бровей, но под этим взглядом она не чувствовала себя неловко, скорее, комфортно. Комфортно и тепло.

— Я не представился. Меня зовут Зак, сокращенно от Захария. По-русски, кажется, будет Захар. Можете называть меня Захар, если вам удобнее.

— Зак, — задумчиво произнесла Лика. — Зак… Мне нравится. Нет, правда, Зак. Оно такое решительное, круглое, законченное. — Она быстро взглянула на него. — Вам подходит.

— Спасибо.

— Вы очень хорошо говорите по-русски.

— Рад, что вы это заметили. Мой второй родной язык. Я учился в Москве на психологическом еще во времена Большого Братства. — Он черкнул пальцем в воздухе две заглавные буквы «Б».

— Тогда все понятно. Значит, вы — психолог.

— Психотерапевт. Живу в Софии. Там для меня богатое поле деятельности.

— Вот как?

— Конечно. Любой большой город бульдозером проезжается по человеческим мозгам. София, конечно, не Москва, но все же.

— Цитируя Юнга: «В городе Н. два психиатра, А и Б Так вот. А считает, что в их городе всего дна нормальных человека, он и еще Б».

— Примерно так. Значит, вы читали Юнга?

— Немного.

— Браво.

— А вам не кажется, что это немного смахивает на профессиональное заболевание?

— Возможно, — хохотнул он. — Я уже почти тридцать лет занимаюсь психокоррекцией. Так что, может быть, и у самого пора что-то подправить, не спорю.

— Но вас ведь зовут Зак, — заметила Лика. — Имя, не допускающее отклонений.

— Будем надеяться. А как зовут вас?

— Лика. Производное от Елена.

— Текучее и неуловимое, как вода. Вот, думаешь, она у меня в руках, ан, нет, ускользнула. И тот человек в окне тоже, наверное, так думал.

— Какой человек? О чем вы?

— Да так, ни о чем. Удивительное у вас лицо. Черты и краски европейской женщины, а глаза восточной пэри. Поразительные глаза.

— У меня бабушка была наполовину армянка.

— Виват бабушке. Игра крови, мощная вещь. Это как колода карт. Тасуешь, тасуешь, и вдруг выпадает козырной туз. Хотите совет?

— Профессиональный?

— Дружеский. Живите сегодняшним днем, а будущее само о себе позаботится. Живите, не бойтесь.

— С чего вы взяли, что я чего-то боюсь?

— Не в вашем стиле отгораживаться от окружающего мира оконным стеклом. Я вас почти не знаю, но чувствую, что прав. А жизнь, между прочим, идет своим чередом. Вот, например, у бара сидит молодой человек, который, по всем признакам, явно недоволен моим затянувшимся присутствием. И надо сказать, весьма недурен.