Шрифт:
– Я поеду во дворец! Я выскажу этому сопляку в лицо все!
– Давайте еще выпьем?
– не без испуга предложил Кертор - вот еще чего не хватало, так это скандалов во дворце! Маршал с радостью согласился; через некоторое время лакеи перенесли сонное тело в гостевую спальню.
"Почему мы бездействуем?" - этот вопрос звучал в особняке уже не раз, пусть каждый знал на него ответ. Керторец слегка позавидовал братьям, которые прибудут как раз к началу войны. Им не придется томиться в ожидании, изображать из себя бездельников и пустословов. Из родного баронства - сразу к делу, просто и удобно.
"Может быть, юный господин Гоэллон попросту заскучал от безделья?
– вспомнил Флэль недавнюю сцену во дворе.
– Немудрено, в общем - но нужно же уметь ждать..."
– Вас прислал герцог Алларэ?
– Нет, я приехал по собственному желанию, - у королевского бастарда был, как всегда, прозрачный взгляд святого заступника или отшельника.
– Если мое общество вам в тягость, то прошу меня простить.
– Нет-нет, что вы... Ни в коем случае! Я очень рад...
– Алессандр, вы не обязаны принимать меня лишь ради соблюдения законов гостеприимства.
Саннио покраснел. Ларэ попал в точку: хозяин думал в первую очередь о правилах приличия, которые требовали достойно принять и развлечь гостя, даже нежеланного. Гость же оказался проницателен, даже слишком, наверное. Выражение лица Саннио, спустившегося в гостиную, рассказало ему все, и теперь оставалось только заглаживать очередную неловкость.
Поссориться с Фиором - вот только этого не хватало! Бернар и остальные гвардейцы хмуро косятся на молодого господина и молчат, алларцы удивляются и подшучивают, Реми же постоянно цепляется к каждому слову; единственный из всех, еще не высказавшийся на счет поведения Саннио - Ларэ. Если еще и его оттолкнуть, остается одна дорожка: прыгнуть в Сойю с моста.
– Простите, пожалуйста. Я в последнее время только и делаю, что...
– Саннио безнадежно махнул рукой, не зная, как определить свою бесконечную дурость.
– Приглашаю вас отобедать.
– Благодарю.
Аппетита у обоих не было, так что предстояло огорчиться еще и Магде. Голуби под сливочным соусом, печеные карпы и пряная свинина были донельзя хороши, но Саннио лениво отковырял по кусочку от каждого блюда, тем и ограничился, гость же съел все, что подкладывал ему слуга, но с видом безразличным и унылым.
Вино Саннио приказал подать в свой кабинет.
– В последнее время вы не жалуете нас своим присутствием, - заметил Фиор.
– Накопились дела, которые требуют моего внимания. Скоро пятая девятина. Подати, выплаты, пожертвования... Герцог не успел объяснить мне все, что я должен знать. Приходится учиться на скаку.
– Это единственная причина?
– Нет, - Гоэллон слегка рассердился: почему он должен давать отчет каждому, кто спросит? Разве приведенного объяснения недостаточно?
– Я не желаю лишний раз огорчать господина герцога Алларэ своим видом, своими словами и прочим...
– С чего вы взяли, что это так?
– У меня была возможность в этом убедиться.
– Алессандр, что с вами происходит?
– Ларэ отставил бокал.
– Что бы со мной ни происходило, это касается только меня, и я справлюсь с этим сам!
– отрезал Саннио; благие намерения пошли прахом - и кто просил гостя лезть к нему в душу? Реми выразился вполне внятно: молчи, не подавай виду...
– У герцога Алларэ есть для меня поручения?
– Я привез письмо для господина капитана Кадоля, но это было только поводом посетить вас, - Фиор терпеливо улыбнулся.
– Передайте герцогу Алларэ, что все его распоряжения будут выполнены в точности и в срок.
– Я передам. Что мне ему ответить, если он будет о вас спрашивать?
– Что я неукоснительно следую данному им совету!
– Алессандр, вы уверены, что верно поняли этот совет?
– господина Ларэ, оказывается, тоже можно было рассердить. Глаза потемнели, как небо перед грозой.
– Вы чудите, как мой брат-принц, но ему-то и пятнадцати еще нет!
– Что опять не так?
– Гоэллон неторопливо встал с кресла, расправил манжеты и поднял со стола бокал и поднял его на уровень груди. Вино билось в стенки.
– Я говорю - и неугоден, я молчу - я вновь неугоден? Чего изволите желать от меня вы, герцог Алларэ, все прочие? По какому праву, хотел бы я знать?!
– Послушайте меня, Алессандр...
Через пять минут Саннио сидел в кресле, красный как рак и мокрый, как мышь. Фиор говорил недолго, но в два десятка фраз он ухитрился уложить отповедь, подобную которой юноша не слышал и от дяди. При этом ни одного обидного слова, ни одной ядовитой колкости не прозвучало.
– Мы носим свое горе, тревоги и боль в себе. Мы служим - своей земле, своему королю, своему сюзерену. Мы несем свою ношу безропотно и гордо, - закончил Ларэ. Слова, уместные в проповеди или книге, в устах королевского бастарда звучали и буднично, и просто, без напыщенной торжественности. Старший брат по крови говорил с младшим...