– Мы должны придумать, чем занять короля, пока он не казнил нас всех!
– поймала ее за руку Ханна, когда скорийка причесывалась у зеркала. Густые каштановые кудри ниспадали до самого пола.
– Его величество изволят скучать.

– Не казнит, - улыбнулась Фелида.
– Регент подобного не допустит. Однако ж, ты права. Праздность - мать греха.

Подобных благонравных пословиц фрейлина знала множество, и, в отличие от остальных товарок, всегда употребляла их к месту, а легкая усмешка при этом избавляла ее от занудности святоши.

Фелида задумалась, обвела взглядом свою комнату. Все покои фрейлин были устроены и обставлены сходным образом: спальный закуток, отделенный высокими ширмами, тяжелый шкаф, туалетный столик с высоким зеркалом и пара кресел. Стоя при входе, можно было увидеть, что творится в любом уголке: отрады уединения фрейлины были лишены, а двери никогда не запирались изнутри, на них и щеколды-то не было.

У девицы Скоринг все было заставлено вазами с цветами. Они стояли и на полу, и по краям от зеркала, на каминной полке громоздилась целая шеренга сосудов всех размеров. Посредине красовался роскошный букет розовых пионов, самых первых в этом году. Сладкий запах заполнил комнату так, что дышать было нечем; а еще и лилии в высоком вазоне у входа...

– Вчера в столицу прибыл огандский королевский театр. Пока об этом никто не знает. Не послать ли тебе за его директором?
– Фелида приподняла тяжелые волосы, разделила надвое и принялась заплетать косы; от услуг горничных она всегда отказывалась, говоря, что не терпит прикосновений чужих рук.
– Вечернее представление в узком кругу могло бы порадовать его величество...

– Пожалуй, это выход. А... если предложить королю сыграть одну из ролей? Это не слишком?

– Жаль спектакль, - скорийка повела роскошными молочно-белыми плечами, прикрытыми лишь полупрозрачным нижним платьем.
– Но его величество может и увлечься... А в противном случае он посмотрит представление, сидя в кресле, разве нет?

Фелида чудесно пела - низкий медовый голос зачаровывал и самых взыскательных слушателей; разговаривала же она неспешно, рассудительно и лишь самую чуточку иронично. К меду была прибавлена малая толика перца. Ухо Ханны ее улавливало, и это заставляло испытывать симпатию к скорийке, а окружающие, кажется, ничего не замечали.

– Я немедля пошлю за директором, а после заседания совета расскажу королю о нашей придумке!

– Если захочешь, составлю тебе компанию при разговоре.
– Фелида Скоринг была старше на два года, и нередко в ее голосе проскальзывало нечто покровительственное, но Ханну это не печалило.

– Не откажусь, - кивнула девица Эйма.
– Благодарю тебя, милая!

– Всегда рада тебе помочь, - в ясных глазах точно того же оттенка, что и у господина регента, мелькнула какая-то тень. Ханна отметила это, но повода к расспросам у нее не было.

"До чего хитрющая семейка, - покачала она головой, уходя.
– Что регент, что Фелида - вот же осы в меду! Хотя герцог больше походит на шершня, а эта... ох, и удивительная пчелка! В пионах!"

– Должен ли я присутствовать при этой встрече?

– Вы забыли о том, что представляете Эллону, сокровище? Если забыли, так позовите Эвье или Кадоля, они напомнят! И переоденьтесь, представитель! Смотреть тошно...

Саннио попятился к двери. От такого Реми ему всегда хотелось прятаться. Гильом Аэллас как-то поведал алларскую легенду о Всадниках Бури; судя по описаниям, герцог Алларэ был их прямым потомком. Те мчались на краю грозовых фронтов на призрачных конях-великанах, там, где взгляд Всадников падал на землю, били молнии, а для смертного встреча с ними означала либо мгновенную смерть, либо великую удачу...

Надеяться на удачу было нелепо, умирать не хотелось, и потому представитель Эллоны немедля отправил слугу в свой особняк - за парадным платьем и драгоценностями. Реми согласился с неожиданным предложением Ларэ и согласился принять у себя бруленца, занявшего его место на посту главы тайной службы его величества. Теперь весь дом готовился к визиту. Владетеля Эйка, наверное, решили ослепить великолепием приема. Зачем это нужно, Саннио не представлял - по его мнению, и самого Скоринга, и его свору нужно было пускать с черного хода, как угольщика; но герцог приказал, и все подчинились.

Двумя часами позже молодой человек сидел в парадной гостиной особняка герцога Алларэ, по правую руку от хозяина дома. Платье, наверное, было сшито по мерке, снятой прошлой осенью, а с тех пор Саннио, оказывается, раздался в плечах. Теперь жесткая ткань казалась латами древнего рыцаря. Расчесанные до блеска волосы, тяжелые цепи на шее, перстни на пальцах... зато Реми был вполне доволен и даже коротко похвалил юношу за подобный вид.

Господин Гоэллон тихо завидовал Кертору и самому Реми - те в любых нарядах чувствовали себя свободно; потом он опустил взгляд на руку герцога Алларэ и поежился. Поверх тонких лайковых перчаток были надеты перстни с изумрудами - как встарь. Очень хотелось сказать что-то про усердие не по уму, как говаривал дядя. Чего стоил этот блеск, он мог себе представить...