В глазах Араона огненной стеной полыхала чистейшая, незамутненная ненависть; но он молчал. Молчал и терпел.

– ...и конфискация короной родовых владений всех, уличенных в ереси и отказавшихся пройти очищение, - закончил излагать свой проект Скоринг.

– Не кажется ли вам, господин герцог-регент, что после этого указа мы не найдем на западе ни одного нераскаянного еретика?

– Господин герцог Алларэ, это тот исход, о котором я ежеутренне и ежевечерне молюсь.

Архиепископ Сеорийский Лонгин, сегодня впервые занявший место покойного Марка, пожевал губами и упрямо выдвинул подбородок. Широкая борода лопатой гневно встопорщилась.

– Веру в товар рыночный превратить желаете?
– поднялся со своего места Лонгин. Не везло королям Собраны с архиепископами Сеорийскими...
– Ради выгоды забываем ее, ради выгоды возвращаемся?! Гнева Сотворивших бояться перестали? Не примут храмы богохульников, только прикинувшихся невинными!

– Благодарю, ваше высокопреосвященство. Ваша проповедь весьма своевременна. А я ведь, кажется, только что закончил зачитывать законопроект...
– досада в голосе Скоринга была наигранной, а вот герцогу Алларэ он кивнул вполне искренне и с благодарностью, от чего Фиор поежился.
– Еще раз повторяю: уличенных в ереси и отказавшихся пройти очищение. То есть, каждого владетеля мы обяжем исповедоваться брату одного из орденов. Обнаруженные тайные еретики будут поручены заботам Блюдущих Чистоту и Бдящих Братьев. Однако ж, принуждать мы их не станем. Последователи ереси истинного завета проповедуют благо нищенства, так Противостоящий им в помощь!

– Сколько же получит донесший на тайного еретика?
– спросил Фиор, до утра читавший "Дело славы", историю тамерских орденов.

– Мне казалось, мы не в кесарии Тамерской?
– ай да регент, ай да жоглар! Изобразить этакую растерянность вперемешку с удивлением... Надо понимать, библиотека у него не хуже, чем в особняке Алларэ.
– Итак, ваше высокопреосвященство?

– Благословляю, - буркнул Лонгин.

– Ваше величество?
– повернулся регент к королю Араону. Тот, по своей вечной привычке, считал лишь ему заметных ворон и даже не сразу соизволил кивнуть.

– Объявляю заседание закрытым, - еще минут пять спустя опомнился король и поднялся.

Второй советник короля герцог Алларэ поднялся следом и, как полагалось, стоя дождался, пока сводный брат покинул Золотой кабинет. Напротив стоял герцог-регент. Фиор присмотрелся к нему повнимательнее. Зрелище Скоринг представлял занимательное: смесь предельной усталости и крайнего торжества отпечаталась на лице странной гримасой, так что оно представляло собой жогларскую маску Двуликого, где левая половина плачет, а вторая смеется.

Можно ему было даже позавидовать: вот же достойный пример для подражания, благородный человек, посвятивший себя служению отечеству, не жалея сил. Скоринг и держался, как этот самый пример для подражания, образец государственного деятеля и ревностный радетель за благо державы. Осанка, платье, выражение лица, достоинство в каждом жесте...

Словно в ответ на слишком пристальный взгляд герцог Скоринг чуть подался вперед и сказал:

– Не согласитесь ли уделить мне полчаса?

Не украшай руку Фиора кольцо, еще недавно принадлежавшее Реми, он мог бы пожать плечами и ответить: "Мне не о чем с вами разговаривать, господин герцог...". Теперь же подобное было непозволительной роскошью.

– Если в этом есть необходимость, - герцог Алларэ расправил плечи и прикусил изнутри губу: рана еще давала о себе знать.

За девятину, проведенную во дворце, его коридоры и переходы не стали для Фиора знакомыми - слишком уж он был велик. Заново отстроенное крыло пока еще отделывали, двор помещался в противоположном. Здесь же находился и кабинет регента; герцог Алларэ знал, что в нем Скоринг только работает, ночует же дома, пренебрегая просторными покоями.

Кабинет показался Фиору отменной подделкой. Если правду говорили, что по обстановке можно судить об ее владельце, то герцог-регент воспользовался этим поверьем, чтобы разыгрывать гостей. Темноватое, несмотря на высокие окна, выходившие в сад, душное и тесно заставленное старомодной мебелью помещение. Тяжелые кресла на крученых ножках, пузатые шкафы с тусклыми стеклами, завешенные пестрыми тамерскими коврами стены... словно Скоринг распорядился стащить в свои апартаменты все старье из дворцовых запасников. Мебель казалась пыльной и потертой. Затхлый запах, даже мышами пованивало.

– Наследие отца, - объяснил герцог-регент, хотя вопросов Фиор не задавал.
– Я ничего здесь не менял.

– Вас не тяготят воспоминания?
– не удержался Алларэ.

– Нисколько, - открытая широкая улыбка.
– Они помогают мне принимать решения, как и эта обстановка. Символично, не находите?

Гость еще раз поежился и вспомнил покойного Фадруса Скоринга, королевского казначея. Благообразный старик, солидный и неразговорчивый. Какие же мыши гнездились под крышей его семейства?

Действительно, символично. Герцог-регент в новом, с иголочки кафтане, в новомодной рубахе с белейшим кружевным воротником, особенно ярком на темно-синей ткани, свежо благоухающий бергамотом - в этой пыльной кладовке...

– Пожалуй, - кивнул Фиор, еще раз думая о том, что Скорингу играть бы на сцене; а еще лучше - ставить пьесы. Он так хорошо умел выбирать тон занавеса и костюм актера... а позы, жесты, тон - директору огандского королевского театра впору удавиться от зависти!

– Мы с вами оказались союзниками, господин герцог Алларэ. Интересы наши, как я понимаю, совпадают, - ну и что должна знаменовать эта жесткость в голосе? Фиору с каждой минутой делалось все забавнее.
– Процветание Собраны и укрепление королевской власти.