Шрифт:
– Сама понимаешь, это ни о чем не говорит. Скандала не было, сплетни не ходили, но ведь и повода-то не нашлось. Семья там такая, про них редко говорят, - толстячок развел руками, потом провел платком по блестящей лысине.
– Концы в воду...
– В воду, уж точно, - Кларисса вздохнула.
– Ну что ж...
О чем не скажет человек, расскажет серебряная с чернью чаша, подарок старухи Алларэ, и видевший три полуночи воск. Только один вопрос - правду или ложь она услышала? Гадальщица сама понимала, что довольно глупо сматывать все нити в один моток, но сердце подсказывало: поймешь это, поймешь и все остальное. Солгавший в подобном не заслуживает веры во всем остальном; слушать лжеца нельзя, рано или поздно попадешь в сеть.
Ночь стояла подходящая - безветренная, тихая. Прислуге Кларисса с вечера дала выходной и велела убираться до утра. Хельги уехал еще накануне, Ханна ночевала во дворце - старшую фрейлину не отпускали домой даже в праздничный день. Пес во дворе уснул, убаюканный тишиной и особым словом. Женщина опустила створу окна, закрыла ставни и в темноте, едва разгоняемой огоньком единственной свечи, принялась греть ковшик с воском.
Лился он неохотно, слишком медленно, тянулся, словно жженый сахар; дело было не в плохом воске, а в том, что она затеяла. Еще вечером Клариссе показалось, что гадание не удастся. При мысли о том, что пора начинать, в голове мутилось, а руки опускались, она едва дождалась полуночи, щипками заставляя себя проснуться. О подобном старуха Алларэ тоже говорила - случается, если загаданный защищен могучим амулетом или волей богов.
Воспоминание о старой женщине, учившей ее своему ремеслу, придавало сил. Младшая сестра Старого Герцога с детства считалась ведьмой. Еще в тринадцать лет ее звали к себе Милосердные Сестры, но она отказалась; десятью годами позже, после ссоры с женой Мишеля Алларэ, суеверной литкой Анной, она покинула замок и вышла замуж вопреки воле брата - за простолюдина; Старый Герцог лишил ее титула, но не переупрямил - коса нашла на камень. Поговаривали и о том, что Мишель испугался проклятия и умолял сестру вернуться, но она отказалась. Было ли проклятие, сбылось ли оно, Кларисса спрашивать не решилась.
Женщина, прозванная сперва Белой Алларэ за снежные, словно у легендарной королевы Раймунды, волосы, а потом, когда их стали принимать за седину - Старухой Алларэ, жила в собственном доме в Убли, и в городе ее уважали, хотя и побаивались. После смерти брата и сестры, после двухлетних скитаний Руи Гоэллон вернулся не в замок Грив, а к двоюродной бабушке. Она научила молодого герцога всему, что знала сама... а годы спустя взялась по его просьбе учить Клариссу, тогда еще не Клариссу Эйма, а куртизанку Клариссу.
Горячая ручка ковшика жгла пальцы, скользила и выворачивалась - ладони вдруг вспотели. Тонкие белые нити тянулись вниз, к застывшему черным зеркалом вину, ломались в воздухе. Восковая крошка всплывала и трепетала на поверхности. Потом крошка и путаница нитей сложилась в четкий знак.
– Правда...
– прошептала Кларисса.
– Все-таки правда...
Жила-была девочка по имени Ирма, и полюбила она золотого юношу, а он ее - нет. Вот и вся сказочка, короткая и грустная.
"Девочки, девочки...
– подумала госпожа Эйма.
– Зачем же вы так? Все можно пережить, а сердце - не хрусталь, не разбивается, хоть и болит... Что ж ты наделала, дурочка?"
Женщина обмакнула кончики пальцев в вино, провела ими по неполированному дереву - остались темно-багровые полосы, похожие на запекшуюся кровь.
Жила-была девочка по имени Ирма, глупая девочка, не любившая ни себя, ни брата, а потому решившая умереть от несчастной любви, забыв о том, что помимо влюбленности в случайно встреченного красавца на свете есть еще хоть что-то.
Сама она точно знала, что не умерла бы от равнодушия Хельги; что же до оскорблений - ее приучили делать из них лучшие комплименты, выставляя насмешника дураком. Стоила эта школа дорого, очень дорого. Иллюзии приютской сиротки, мечтавшей, что станет служанкой, потом выйдет замуж и нарожает десяток детей, наставники разбивали весьма старательно. Из осколков родилась Кларисса, преуспевающая куртизанка, шпионка, женщина, вошедшая в королевский дворец с гордо поднятой головой и склонившая ее лишь перед королем Ивеллионом - и то на краткий миг, пока на шею ее опускалась тяжелая орденская цепь.
Реми же... Сотворившие, какая глупость! Семнадцатилетний мальчишка, обалдевший от столичных нравов, герцог с тринадцати лет, избалованный, не понимающий, что творит. Он же сейчас совсем другой - и кому мстить? Того мальчика уж скоро двадцать лет, как нет на свете - пропал, исчез, растворился в галантном кавалере, умном, чутком и бережном к чужим чувствам.
Только разве объяснишь это человеку, чье сердце заледенело раз и навсегда от давней боли? Это разбиваться сердца не умеют, а становиться камнем или льдом - да запросто!
Зеленый шелк нижнего платья скользил по бедрам, когда женщина шла к окну. Она любила зеленое, но не с золотом Алларэ, а с серебром. Серебром Гоэллонов; оба герцога подсмеивались на ней, говоря, что Кларисса никак не может выбрать, кому же хочет служить - а она служил обоим королевским советникам, и Реми, что возглавлял тайную службу его величества, и Руи, который годами противостоял интригам Тамера.
Теперь она не знала, что делает, кому служит на самом деле. Три седмицы назад знала - для того и приехала в столицу, для того и позволила Хельги и Ханне рисковать собой. Подобраться поближе к герцогу Скорингу, подобраться так близко, как ни один мужчина не сумеет - и ударить. Лицом к лицу или в спину, кинжалом или ядом, уж как получится.