Еще господин Скоринг был пламенным патриотом. Он много и красиво разглагольствовал об укладе жизни Собраны, сравнивал его с тамерским (не в пользу последнего) и огандским (с явным восхищением), с четкостью, выказывавшей ясный и развитый ум, выделял недостатки собранского политического устройства и бегло, но весьма завлекательно обрисовывал перспективы, которые имелись у страны при разумном и взвешенном, а также достаточно смелом управлении.

Если верить господину коменданту, то в Собране был один достойный монарх за последнее столетие - король Лаэрт, а второй достойный монарх ожидал своей очереди взойти на трон. Разумеется - принц Араон. При этом формулировалось все это так, что и при всем желании Кертор не смог бы уличить скорийца в малейшей непочтительности к правящему и здравствующему королю Ивеллиону. Просто на долю принца Араона выпадало столько славословий, что Флэль, заслушавшись, начинал ему верить, соглашаться и полностью разделять все ожидания господина коменданта; и только вечером, вернувшись домой, вспоминал истинного принца, которого, как он смел надеяться, знал куда лучше, чем Урриан Скоринг.

"Да, я больше не нуждаюсь в услугах соглядатаев и наглецов!"

Герцог Гоэллон, названный братоубийцей.

Хитрая интрига, которая привела к ссылке брата в далекий Брулен.

Это - будущий король, который приведет Собрану к истинному величию? Невнимательный, неловкий, трусливый и падкий на лесть мальчик, похожий даже не на отца, а на деда? Мышиный Король опирался на герцога Ролана: тот был единственным, кто мог совладать со страхами и трусостью брата. Комендант Скоринг рассчитывает стать герцогом Роланом при новом Мышином Короле?

Хорошая карьера, кто же спорит, но при чем тут величие Собраны?..

Было, впрочем, и то, о чем рассказать, глядя Гоэллону в лицо, керторец наверняка не смог бы.

Обиднее всего для Флэля оказалось то, что он понимал: рядом, может быть, прямо при нем, сплетается заговор - опасный, широкий, такой, какого не видывали в стране многие годы, а может быть, и столетия; понимал, но никак не мог ухватиться за нужную нить, которая позволила бы распустить все причудливое вязанье. Письма были надежно запечатаны, беседы - недостаточно конкретны, а распоряжения наследника герцога Скоринга - совершенно невинны. На первый взгляд. Увы, и на второй - тоже.

Господин комендант очень серьезно подошел к возложенным на него обязанностям. Он усердно расследовал обстоятельства дела, вызвавшего "хлебный бунт", реформировал городскую стражу, заставлял ее ловить преступников и карать недавних бунтовщиков, их помощников и укрывателей. Разумеется, виновником бунта был герцог Алларэ, улик против которого хватило бы на две сотни обвиняемых, и дело было за малым: за личным признанием злоумышленника.

Вот этой-то малости пока что господину Скорингу не хватало, чтобы доложить королю о том, что дело полностью раскрыто.

– Рано или поздно ваш приятель сознается, друг мой, - улыбался комендант, глядя на свечи через стекло бокала.

– Этот бунтовщик мне не приятель, - в сотый раз огрызался Кертор, чувствуя себя последней скотиной и предателем.
– Я не вожу дружбу с изменниками.

– Неважно, друг мой, неважно; главное, что вы не изменник. Герцог Алларэ упрям, очень, очень упрям, но дознаватели городской стражи работают ныне с полной отдачей. Это преступление будет наказано, и наказано весьма поучительным образом.

– Надеюсь на это, - кивал Кертор, и с тоской косился на канделябр.

– Прочие лица, причастные к бунту, также будут наказаны. Разумеется, я не имею в виду того глупого мальчика, помогавшего герцогу Алларэ в дни бунта, но его старший родич... Впрочем, тут все зависит от его величества. Если король сочтет, что герцог Гоэллон искупил свою вину, выиграв войну на севере, войну, которую сам же и затеял...

– Помилуйте, неужели?!

– Это несомненно, друг мой, несомненно. Есть неопровержимые свидетельства...

– Какой порочный человек! Будучи доверенным лицом короля...
– Флэль, не зная, что сказать дальше, вешал многозначительную паузу и давился отменно приготовленным мясом с пряными травами.

– Он умеет производить ложное впечатление. Вот вы несколько девятин были вхожи к нему в дом, и, кажется, не отметили ничего, что могло бы его уличить. Или все-таки отметили?
– темные, медовые, с золотой искрой глаза впивались в лицо Кертора.

– Увы...
– разводил он руками; правду говорить было легко.

– Так-таки ничего и не слышали? Ни от герцога Алларэ, ни от герцога Гоэллона? Неужели?

– Был один разговор... Во время празднований в королевском дворце. Эти господа весьма нелестно отзывались об покойной Анне Агайрон и говорили, что не хотели бы видеть ее преемницей королевы Астрид...

– Вот как!
– оживился Скоринг.
– И вы молчали, друг мой, вы молчали все это время! Погодите минутку, я позову своего секретаря, и, прошу вас, постарайтесь вспомнить этот разговор во всех подробностях!