– Что, у меня не может быть секретов?
– возмущенно фыркнула девушка.
– Ничего себе! Не буду...

– Почему же?
– спросил с улыбкой Гоэллон.

– Потому что это глупость...
– Керо спрятала в ладони заалевшее лицо.

– Милая моя, а кого из нас двоих вы боитесь удивить очередной своей глупостью? Боюсь, что после ваших похождений в замке Бру это уже решительно невозможно.

Эмиль подумал, что должен вступиться за честь невесты, но желание это было мимолетным; с герцогом он был полностью согласен. Алларец ни минуты не заблуждался насчет того, что за подарок ему достался: дерзкая, упрямая, бесконечно самоуверенная и совершенно безрассудная девица, лишь по насмешке Сотворивших принадлежащая к женскому роду-племени. Такая, которую он искал всю жизнь...

Но еще одно напоминание о недавнем подвиге глупости ей никак не повредит.

– Так все-таки?
– усмехнулся он.

– Не буду! Не буду - и все!
– топнула ногой невеста.
– Герцог, а что случилось? Зачем вам понадобился Эмиль?

– Я же сказал, что никто никуда не едет. Точнее, вы двое едете в Алларэ с Готье и его людьми. Троих я заберу, не обессудьте. Вы передадите письмо барону Кертору и он даст вам дополнительную охрану. Вообще я порекомендовал бы вам задержаться в Керторе до зимы, там сейчас спокойно, как и всегда, впрочем.

– А где неспокойно?
– спросил алларец.

– Практически везде, - саркастическая усмешка.
– Особенно в столице. Не вздумайте там появляться, Далорн. Вы ведь собирались уйти на покой? Вот и сделайте это сегодня же, раз и навсегда. Покой, впрочем, вам не светит, ибо вы обязаны оберегать вот эту неосмотрительную юную особу.

– Хорошо, - с облегчением согласился Эмиль.
– Но все-таки - что случилось?

– Мне нужно доставить одну небольшую неприятность семейству Скорингов. Они перешли границы допустимого в адрес одного из моих подопечных, а я не склонен прощать подобное.

– Что-то случилось с Борианом?
– воскликнула Керо.

Эмиль вспомнил рыжего саурского наследника титула и земель, оставшегося круглым сиротой. Кажется, герцог Гоэллон собирался отправить его в Скору; оригинальное решение, нечего сказать, и удивительно - выказанное им возмущение. Все равно, что бросить туго набитый кошелек на дороге и негодовать, когда его подберут.

– Насколько я знаю, ничего слишком опасного; однако ж, я возражаю и против этого, - небрежно отмахнулся герцог.
– За вас я отныне совершенно спокоен, с Альдингом тоже все в порядке, осталось внести некоторые изменения в обстоятельства Саура - и я буду считать свой долг опекуна выполненным.

– Вам могут помочь люди семьи Павезе, у них большой опыт в причинении... небольших неприятностей.

– Благодарю, Далорн, я не стану отказываться. Синьор Павезе не понесет убытков. Сейчас же - простите - я хочу побеседовать с юной дамой наедине.

– О чем?
– заинтересовалась дама.

– О весьма печальных вещах: о последней воле вашего брата.

– Он мне не брат!
– голос Керо зазвенел нешуточной яростью.

– Пошло и подло отказываться от родства с тем, кто пытался вас спасти. Напомнить вам о судьбе ваших служанок, милая моя?
– Керо побелела, Эмиль открыл рот, но Гоэллон резко поднялся и вскинул ладонь ему навстречу: - Далорн, прошу нас оставить. Этот разговор - не для ваших ушей.

– Ты глуп.

Жалок воин, лишенный силы, но вдвойне жалок тот, кто утратил ее, взявшись вершить недолжное.

– Я не мог поступить иначе...
– вяло откликнулся глупец.

– Ты прельстился властью, которой не будет места в новом мире. Разве этого от тебя ждут?

Проповедник стоял у кресла неразумного воина, вздумавшего откусить от двух пирогов на двух празднествах сразу. Очередной кусок оказался слишком крупным и застрял в глотке; удивительно ли это? Жадный - подавится, о том ведомо и малым детям, но сколь часто мнящие себя мудрецами забывают эту простую истину.

Бледное лицо, покрытое крупными каплями пота, руки холоднее льда, и полное бессилие - плата сиюминутная, и пусть понадобится несколько дней, чтобы глупец смог действовать, беда не в том. Он дерзнул воспользоваться силой Господа в храме узурпаторов, и тем привлек к себе внимание; не мог не привлечь, а, значит, его прихоть, его дерзкая выходка ставит под угрозу дело многих лет, даже многих веков.

Расплата не воспоследовала немедленно, но тщетно надеяться, что она не последует вовсе. Лживые боги сильны, ибо кормятся верой сотен и сотен тысяч, и пусть они не могут узреть отрекшихся, не могут дотянуться до них карающей дланью, но от каждого храма тянется невидимая прочная нить.

Сотворить подобное тому, что сделал воин, - все равно, что бросить горящий факел на крышу дома прямо на глазах у хозяина. Нелепо надеяться, что это останется безнаказанным. Проповедник всегда сторонился храмов, часовен, освященных мест, избегал встреч с любыми монахами, а уж проклятых гонителей, обученных лучше ищеек, обходил за десятки миль. Тщательно заметал и путал следы, тратил все доступные силы на то, чтобы обмануть их.

Воин - не адепт истины, и ему неведомо, как перехитрить погоню, никто не учил его этому; но он сделал куда большее, и вовсе неисправимое. Ради своей сиюминутной выгоды он прокричал на всю Триаду: "Вот я, и Господь мой в силе!!!". Он хочет стоять у трона ложного короля, увенчанного поддельной короной, и чтобы покрыть ложь непрочным флером правды, воспользовался силой в храме. Пусть храм и принадлежит фальшивым богам, присвоившим себе чужое имя и деяния, есть пределы безрассудства.