У него хватало терпения даже на герцога Алларэ. Там, где многоопытный, но вспыльчивый и упрямый мэтр Беранже наливался багровым румянцем и судорожно давился словами, ученик мягко улыбался и тихо, едва ли не шепотом, просил. Очень вежливо - и с непоколебимой настойчивостью.

Реми, волчьим рыком разгонявший всех, кто осмеливался ему противоречить, готовый спорить до тех пор, пока собеседник не устанет, выливая на любого "нахала" ведра сарказма, перед этой тихой кротостью пасовал.

Почти всегда.

– Изверги, - прокомментировал изгнание двух самых верных своих компаньонов герцог Алларэ.
– Вся ваша порода такова.

– Мы, кажется, не родственники?

– Все, кто начинает изучать медицину, становятся братьями. По духу, а это хуже, чем по крови. И вы такой же, и дядя ваш... У вас один девиз на всех - "Нельзя!".

– Выжить в Шенноре и умереть, не послушав лекаря - это... пошло.

– Что-что вы сказали? Пошло? Алессандр, вы портитесь на глазах! Весной вы тряслись, как мышь под метлой, и боялись при мне рот открыть, а что теперь?

– У меня был достойный учитель.
– К подобным пикировкам юноша уже привык, кажется, Реми они развлекали.

– На кого же вы намекаете?

– Я не намекаю, я выражаю вам свою благодарность за уроки злословия.

– Нахал!

– Рад быть полезным вашей милости!

Герцог Алларэ расхохотался, и Саннио обрадовался, услышав, что смех уже не переходит в долгий приступ кашля. Почти две седмицы неустанных забот лекаря и Андреаса дали свои плоды, да и легендарное здоровье алларцев оказалось сущей правдой: Реми поправлялся на глазах. Впрочем, легче от этого не стало никому, даже самому зеленоглазому герцогу. Прошла лихорадка, сходило на нет воспаление в легких, и уже почти не досаждали пациенту непрестанные головные боли - и тем яснее ему становилась собственная беспомощность.

Обе кисти по-прежнему пребывали в оковах тугих повязок, и мэтр Беранже не мог пообещать ничего утешительного.

– Вам раздробили все суставы и более половины костей, и произошло это задолго до того, как вы попали ко мне. Я лекарь, но не чудотворец. Вы сможете держать в руках кружку, одеваться без посторонней помощи, но не более того, - подвел он итог очередному осмотру.
– Куда лучше, чем я мог надеяться. И этому вам придется долго учиться.

Тогда Реми ничего не сказал - только с вызовом улыбнулся и вскинул голову, - но Саннио не раз и не два подмечал, как он прикусывает губу, прежде чем обратиться за помощью к любому из окружающих. Юноша передергивался, представляя на его месте себя. Если ради любого пустяка, ради любой привычной мелочи, еще вчера доступной без малейших раздумий, приходится кого-то просить - недолго и с ума сойти.

Что тут можно сделать, что сказать, как помочь, молодой человек попросту не знал. Ему самому было бы легче, сделай окружающие вид, что ничего вовсе не происходит. Только - без утешений, сочувствий, разговоров о том, что могло бы быть и хуже... Лучше честное молчание, чем подобные глупости.

– Сокровище, о чем вы так глубоко задумались?

– Ни о чем, - соврал Саннио.
– Просто устал.

Реми недовольно дернул щекой; точеное лицо, на которое уже вернулся здоровый румянец, теперь всегда казалось строгим и жестким, и даже улыбка не освещала его, как раньше - скользила по губам, не более того.

– Допустим, я поверил. Неважно. Алессандр, вы знаете уже, о чем я хочу вас расспросить. Все о том же, да. Давайте попробуем еще раз.

– Хорошо...

Третий разговор за две седмицы, и все - о тех нескольких часах, что герцог Гоэллон провел в собственном доме. Бернар Кадоль дважды проходил через подобный допрос. Но, как не бились все трое, ничего нового не всплывало. Реми всякий раз задавал новые вопросы, они звучали по-разному, касались разных вещей - тщетно, все тщетно...

То, что Саннио помнил, а на забывчивость он никогда не жаловался, уже трижды звучало вслух; герцог Алларэ то досадовал и бранился, порой пугая собеседника, то много шутил, где-то между салонными анекдотами вдруг озадачивая очередным вопросом. И толку во всем этом не было ни на ломаный серн.

– Я расспросил Ларэ, вас, Кадоля. Вывернул, как дотошный вор карманы. Бесполезно! А мне хотелось бы знать, где вороны носят Руи...

– Мне тоже, - племянник и наследник не смог сдержать скорбный вздох.

– Вы удивляете меня каждый день...
– задумчиво сказал Реми после долгой паузы.

– Я?

– Да, вы. Вы действительно оказались так хороши, как отзывался о вас Руи. Но вы и без дяди не оплошали.

– Герцог, вы необоснованно...

– Уймитесь! Вполне обоснованно. Я знаю, что Руи не баловал вас похвалой. Его право, но я не считаю, что главное достоинство юноши - скромность. Я могу положиться на вас. Я не привык разбрасываться подобными словами, Алессандр.

– Благодарю...

– Вы определенно пошли в тетушку Амели, а не в свою бабку и не в мою мать. Стоит сказать доброе слово - и вас не отличить от Ларэ! Омерзительно, молодой человек. Вы еще рукавом прикройтесь, как крестьянка...

– Рукава узкие!
– Саннио уже справился со смущением; еще пара седмиц в компании герцога Алларэ, и о дурацкой манере краснеть и мямлить можно вовсе забыть. Отучит.

– Так-то лучше. Теперь к делу. Сокровище, признавайтесь, как на духу, вы сильно набожны?