Все же здесь не просто игры, а заигрывания с тьмой, я ее приближение уже нутром чую. Хрупкая женщина между тем оседлала атлета и демонстрировала отличные навыки верховой езды. Не сразу, но мы с ним вдруг поняли, что ошиблись — инициалом оказался совсем не атлет, а такая недавно взволнованная худощавая красотка, которая превратилась сейчас в настоящую демоницу. Другое дело, что моя ошибка не стала фатальной, в отличие от его.

Визг тринадцатой избранной уже бил по ушам, многократно отражаясь от стен помещения, она металась как разъяренная фурия; хоровое пение усилилось, даже не понял когда началось, вокруг зримо закружились лоскутья темной скверы. Один из безликих оказался рядом с пентаграммой, протягивая девушке кинжал, и я глазом моргнуть не успел, как она воткнула клинок в грудь захрипевшему атлету.

Все. Все кончилось, наступила тишина. Тьма пропала, я ее больше не чувствую.

Однако, здравствуйте — если не чувствую, это не значит, что ее нет. На меня сейчас, глазами тринадцатой избранной, смотрела та самая тьма. Черные провалы как у Анненберга, словно два черных шлифованных камня вставили.

Вот только мощь у коснувшийся тьмы девы явно невелика, мою сущность она явно не чувствует. Просто в экстазе, все еще получает наслаждение от потоков разлившейся внутри силы, по гримасе видно. Атлет под ней уже превратился в прах — ритуал, похоже, переплавил в тьму его душу и жизненную энергию.

Я уже начал примерно понимать, что здесь происходит. Именно здесь, в этом помещении. Владеющие с силой рождаются, обращаясь к элементарным стихиям и развивая умение. Эти же, «избранные» — непонятно только кем, выкручиваются как могут. Силы получают мизер, но один приз мне понятен: дама-инициал заметно помолодела, сбросив пару десятков лет. Небольшой едва заметный животик пропал, грудь подтянулась, лицо посвежело, став заметно юным, а густые локоны блестящих волос как в рекламе шампуня по плечам рассыпались.

Ну точно аналог продажи души дьяволу, просто не в формате «ты мне, я тебе», а обращением к опасной и запретной силе, отрекаясь от человечности. За молодость некоторые не отягощенные принципом люди и не то могут натворить. Другое дело, какие мотивы у тех, что веселится наверху, и почему это так открыто происходит?

Вялотекущие мысли о подоплеке происходящего вдруг ушли, как не было. Потому что один из безликих скинул балахон, за ним сразу второй, третий — оказавшаяся третьей, четвертая, пятый, шестая, седьмой… Летели в сторону черные плащи, маски. Фигуры — самые разные люди самого разного возраста и физических кондиций, шли в центр круга, стремясь соединиться с силой, биение которой я кожей ощущал. Правда, для меня она была враждебна, а для них желанна.

Границы круга пентаграммы обрели материальность — через них протискивались, как через вязкую пелену. Совершенно прозрачную, но в момент прохождения края мутнели и волновались, как вода от брошенного камня. Последний, кроме меня, избранный уже зашел в круг, и я уже видел направленные на меня взгляды.

В общем-то, выбора к действию у меня оказалось немного. Отговориться «ребят, мне в туалет, сейчас приду» получится вряд ли, даже пробовать не буду. Поэтому я — скидывая балахон, уже держал в руках оба вспыхнувших огнем маузера.

— Привет.

Один из избранных — пожилой и дряблый мужчина с курчавыми седыми волосами на груди, попытался меня атаковать. Силен, внутри пентаграммы он даже действовал примерно на одной со мной скорости, явно душу не на внешность разменивал. Но все равно он быстро умер, его взрывающаяся черной жижей голова замерла в моменте замедлившегося времени.

Три сдвоенных выстрела слились в одни. Целился я просто в центр людской кучи и шесть накопителей на десять Больцманов каждый были мгновенно израсходованы. Сверкнуло так, что я прикрыл глаза на мгновенье и приготовился к худшему.

Приоткрыл глаза, осмотрелся.

Почесал затылок — с маузером в руке не удобно, но я справился.

— Вот это прикол, — не сдержался я от возможности прокомментировать произошедшее.

Нарисованная кровью пентаграмма работала на вход, но не на выход.

Войти в круг пентаграммы было можно, я ведь сам видел, как проходили «избранные» через плотную пелену. Выйти — невозможно до того момента как тьма, возникшая в ходе жертвоприношения, не рассеется или не распределится по всем участникам оргии. Для того такая защита, скорее всего, чтобы громкие эманации тьмы не выходили за пределы подвала и не насторожили никого из владеющих силой.

Правда то, что просто так выйти из пентаграммы невозможно — это моя догадка по косвенным признакам, которые сейчас наблюдал. Если охарактеризовать их в общем, назвал бы это все: «Космическая программа. Начало».

Высоко задрав голову, я сейчас смотрел наверх в проем, где было видно звездное небо и еще таял смешанный с лоскутьями тьмы огненный след, из которого фейерверком разлетелся десяток выстреливших в небо несостоявшихся назгулов.

— Вот это прикол, — еще раз прошептал я, безмерно ошарашенный происходящим.