Над головой вертолёты начинают обстреливать склон. Их тяжёлые пулемёты рвут воздух, Трассеры вспарывают предрассветную мглу, выжигая ослепительные линии. Один из них попадает прямо в банду, которая пытается спуститься к ущелью.

— Пошли! — кричу я взводу, кивая на передвижение врага.

Спецназовцы поднимаются и бегут, пригибаясь, чтобы не попасть под встречный огонь. С каждой секундой я чувствую, как вены наливаются огнём. Адреналин бурлит, мозг кричит.

— Беги, целься, стреляй!

Мы добираемся до позиции чуть выше ущелья. Здесь хороший обзор. Видно, как моджахеды пытаются закрепиться у входа в ущелье, за осыпью.

Их пулемёт начинает строчить по небу, пытаясь сбить вертолёты.

— Бери слева! — командую Шохину.

Он ложится на камень, его автомат тут же начинает плеваться короткими очередями.

Все парни работают чётко. Спецназ отстреливает моджахедов.

В прицеле вижу духа, он переговаривается с другим. Рука у него тянется к гранате на поясе.

— Только не сейчас, — шепчу я и нажимаю на спуск.

Пуля пробивает его грудь, и он падает, скатившись вниз. Граната остаётся при нём.

Я оборачиваюсь.

Шохин лежит на земле, цепляясь руками за камни. Его лицо перекошено от боли, но кровь вроде не хлещет. Повезло — осколок только зацепил бок. Но времени нет, чтобы это проверить. Я пригибаюсь ниже, почти прижимаюсь к земле.

— Ты как? — шепчу, оглядываясь.

— Больно, но дышу, — отвечает Шохин, сжимая зубы. — Уходи, я прикрою.

— Заткнись. Никто тут не остаётся.

Где-то справа раздаётся хруст — будто кто-то наступил на камень. Мать твою! Они ближе, чем я думал…

— Вертушки заходят, смотри! — орёт Шохин, указывая вверх.

Я разворачиваюсь и вижу, как вертолёты снижаются, обстреливая позиции противника ракетами. Взрывы гремят один за другим, земля буквально рвётся на куски. Моджахеды начинают отступать, оставляя за собой раненых.

— Давим их! — кричу взводу, поднимаясь.

Мы начинаем стрелять, выбивая остатки банды, которые пытаются скрыться в ущелье. В этот момент слышится гул. Поворачиваю голову — и вижу гранатомёт.

— Ложись! — кричу я.

Взрыв уносит часть склона. Осколки летят, как дождь. Ударная волна сбивает нас с ног, но я поднимаюсь первым, встряхиваясь.

Вижу, как один из моджахедов выскакивает из укрытия, целясь в Шохина, хочет его добить. Автомат наперевес, в глазах ярость.

— Нет уж, — рычу я, поднимая свой автомат и выстреливая короткой очередью. Мужик падает, не успев даже нажать на спуск.

— Ты живой? — спрашиваю Шохина.

— Живой, черт тебя дери.

— Ещё не время умирать! — подбадриваю я.

Вертолёты делают последний заход. Огнемётные залпы накрывают ущелье, превращая его в пылающий ад. Моджахеды кричат, бегут, но им уже не выбраться.

— Всё, конец им, — говорит прапорщик Шамиль, подскочивший ближе.

Что-то не так. Это чувство — будто кто-то наблюдает за тобой. Оно ползёт по позвоночнику, как змея.

— В укрытие! — кричу я, когда замечаю тень, скользнувшую на склоне.

Шохин лежит, ему не успеть доползти вместе со всеми. Очередь прошивает камень рядом с ним. Он прикрывает голову рукой.

Я разворачиваюсь и, пригибаясь, целюсь туда, откуда прилетели пули. В темноте мелькает фигура.

Палец на спуске, но сердце уже знает — мы здесь не одни.

Я хватаю Шохина за лямку его разгрузки, тащу вниз, за ближайший выступ. Камни скользкие, земля осыпается, мы чуть не срываемся, но добираемся до углубления.

— Держи автомат, прицелься, — приказываю. — Если кто-то вылезет, стреляй.

Он кивает, но глаза его бегают. Страх? Нет, скорее злость — на себя, на врагов, на этот чёртов обстрел.

Я выныриваю из укрытия на мгновение, чтобы оценить, где они. Вижу две тени. Первая двигается слева, вторая снизу. Значит, пытаются нас окружить. Слишком спокойно идут, будто знают, что у нас раненные, и мы их не бросим.

Вдох, выдох. В прицеле — движение. Выбираю ближнего, настраиваюсь на один выстрел. Три секунды — и он падает, как мешок.

Второй замирает. Не стреляет. Умный гад, понял, что их заметили.