— Твои в той палате, — кивает она влево.

Я остаюсь стоять. Что-то не даёт уйти. Она снова начинает перебирать бинты, но руки работают слишком быстро, неестественно.

— А ты чего здесь? — спрашиваю. — Вроде не твоё дежурство сегодня?

— Три дня уже без отдыха. Боюсь, если не я, то кто? — Задерживает дыхание, на долю секунды.

Я прищуриваюсь.

— Три дня, говоришь? С момента последнего боя? — уточняю, не отводя взгляда.

— Да, — отвечает она, отворачиваясь и притворяясь занятой.

— Тогда почему, — делаю шаг ближе, — ты боишься взглянуть мне в глаза?

Она оборачивается, но уже с вызовом. Лицо спокойное, но в глазах мелькает какая-то тень, словно она старается что-то скрыть.

Ну, да. Она же тоже замешана в этом деле. Сначала зачем –то вызвала моего брата сюда, в Афган. В результате, по чьей-то наводке мы попадаем в западню — ту самую «нехорошую» квартиру, куда затем прибывают все и «свои» и чужие.

А теперь вдруг девушка Маша даже не интересуется, как прошла встреча. Делает вид, что не имеет к этому ни малейшего отношения.

Или, увидев меня живым и здоровым, растерялась, начала нервно перебирать бинты и медикаменты…

Что за…?

Все здесь мутные и особист Власов и эта Маша Озерова, так называемая — моя пассия. Да чего уж там — невеста. Почти жена.

И что, я теперь буду подозревать каждого?

Никогда не был невротиком. А теперь вот приплыл.

Никому не верю.

— Что ты хочешь услышать, Беркутов? — резко бросает Маша. — Что мы здесь выхаживаем раненых, пока вы там воюете на передовой?

Пытается уклониться от прямого ответа, — хладнокровно фиксирую я.

Делаю шаг ближе, взламываю её личное пространство.

— Хватит, Маша! Я вижу, что ты что-то знаешь. Кто из них? — киваю в сторону раненых.

— Что «кто»? — огрызается она дрогнувшим голосом.

— Кто он? Или, может, кто-то другой сейчас здесь, в палатах?

Она молчит, сжимает губы. А потом, резко развернувшись, уходит вдоль коридора, бросив через плечо:

— Я тебе не особист, Беркутов. Разбирайся сам.

Смотрю ей вслед, и внутри что-то щёлкает. Слишком резкий уход, слишком нарочитое равнодушие. Озерова что-то знает, но молчит.

Я найду способ заставить её говорить.

Направляюсь туда, где лежат мои товарищи. Но перед внутренним взором стоят Машины глаза — тревожные, выверенные, как у человека, который прячет слишком много.

Может Маша Озерова совсем не Маша Озерова, а тоже попаданец, как и я?

Как теперь определить, кто есть оригинал. А кто его копия. Может, и лучше оригинала. А может… и нет.

Хищник ищет меня — значит, попаданцев. И он отстреливает их, как на охоте.

Мы ему мешаем.

На кого он работает? Сам на себя? На моджахедов? На американцев?

И этот афганец Хашмат. Он явно на стороне правительственных войск. А мы бойцы, присланные из Союза, помогаем им.

Выходит, он тоже знает, что в операциях участвуют попаданцы. И понимает, что это сильные отважные прирожденные воины. Поэтому они не хотят их истребления. Хотят ликвидировать Хищника.

Но он им не по зубам.

Поэтому он и пришёл меня «предупредить», -нацелить, как супероружие, на Хищника. Только опоздал. Узнал я немногим раньше, в аккуратперед его приходом.

Теперь я знаю о Хищике. Знаю его намерения. Но не знаю, кто он.

Под какой личиной скрывается враг.

Ну что ж, товарищ Хищник, посмотрим, чья возьмёт.

Я возвращаюсь к себе, и решаю сразу лечь спать. У себя в палатке я сплю часа три, что определяю, взглянув на часы.

— Лейтенант Беркутов, вас вызывает к себе командир Грачёв Семен Семенович.

Мать твою!

А что же Власов не сообщил мне о смене руководства?

Он точно под меня копает. Связан он с моим личным врагом или нет, но я ему поперёк горла встал.

А меня определенно отправляют на новое задание. Быстро умываюсь, одеваюсь и отправляюсь к командиру.

Вхожу. Кроме командиров, здесь находится еще лейтенант Саша Шохин, стоит чуть поодаль. Мы с ним молча переглядываемся.

Походу, пойдем с ним вместе на задание.

— Здравия желаю, товарищ полковник.