Поначалу я решил применить привычный стандартный метод. Как я всегда делал, когда работал с несколькими объектами. Я был словно шахматист, сидящий за доской, где стояло больше фигур, чем положено. Мои фигуры — это импульсы покорности центральных процессоров Амниумов. Я мог переключаться между девятью, десятью фигурами, внимательно просчитывая каждый ход. Но вот к одиннадцатой я уже не мог дотянуться. Мои движения стали замедляться, как если бы я пытался управлять количеством фигур, превышающим мой опыт и возможности. В моей голове возникала запутанная схема: нужно было сосредоточиться на каждой фигуре по очереди, но это уже не работало. Вся цепочка рвалась на отдельные фрагменты, которые нужно собрать снова.

Я понимал, что так я не смогу добиться цели. Это не тот результат, на который была сделана ставка. Ментор. Чёртов Ментор. Я не знал, как это сделать. Совсем не знал. Но память выдала интересный фрагмент, о чем Гера обмолвился... Он дал мне своеобразную подсказку. Что-то вроде: «управляй как своими конечностями тела». Мои пальцы на ногах, руках, колени, таз, туловище, плечи, локти, шея — всё это частью меня. Мне стоит отбросить стереотипы и принять новую парадигму своей сущности.

Возможно, стоит просто подменить понятия? Избавиться от догм и провести революцию своего сознания? То есть, поглотить все объекты в сети, растворить их в себе, сделать частью меня. Ведь я не задумываюсь, когда беру чайник в руку, как распределить вес на левый мизинец ноги, как согнуть колено, наклонить туловище, под каким углом согнуть локоть и как пальцами руки захватить ручку чайника. Если бы я всё это делал с таким же отношением, как пилотировал несколько бортов, то чай в чашку я бы налил только через шесть часов, а может и больше. Каждый человек управляет своим телом, не задумываясь о точках тяжести, прикладной механике конструкций — в нашем случае, о своём скелете. Нет. Импульс с головного мозга поступает... Поступает... Неужели Гера и есть тот “спиной мозг”, который выступает в роли основного помощника? Да, только такие ассоциации сразу приходят на ум.

В теории всё понятно и логично, но вот как эти наработки перенести в реальность? Как применить их на практике, когда интуитивное управление должно быть без усилий, а не расчётливым решением каждой отдельной задачи?

Хорошо, сосредоточился. Поглощение. Всех. Без остатка. Но как, сука?! Я же не кашалот, который может проглотить косяк рыб за один раз. Надо идти от обратного. Если раньше я привязывал всё к себе, то сейчас попробую построить себя из этого нагромождения. Интересная мысль. Как гончар лепит глину. Сначала бесформенная масса, а потом, с помощью нехитрого приспособления и рук, создаётся форма. Но у гончара на первом месте — тактильные чувства. Он ощущает каждый изгиб, каждую неровность. А у меня? Чем заменить руки гончара, если передо мной — только сгусток пульсирующих точек?

И тут я заметил нечто новое. То, чего раньше не было при погружении. У меня появился инструмент захвата. На первый взгляд незаметные, но вполне ощутимые щупальца. Они дрожали, словно ещё не привыкли к своему существованию. И от них тянуло безжизненным холодом. Гера. Это он. Это его прямая помощь. Мне нужно было не только осознать это и принять, но и научиться пользоваться этим инструментом.

Что ж, время для практики. Методом проб и ошибок, как всегда. Помощь ИИ останется на уровне подсказок, но жаловаться некогда. Попробуем.

И только я начал собирать себя из фрагментов, как слева полыхнула яркая вспышка. Неприятная боль и жжение пронзили меня. Сначала я даже не понял, как такое возможно в нейронной сети. До этого я мог ощущать дистанцию, прикосновение объектов, их форму — но боль? Это было впервые. К тому же я никак не мог приспособиться к множеству потоков поступающей информации. Чем больше я собирал частиц «себя» в единое целое, тем сильнее сознание дробилось на части, вызывая резонанс. И ещё эта пульсация, которую нельзя было игнорировать. Она отдавала болью с каждым шагом.

Шесть фрагментов. Пять. Моё сознание разрывало на части. Будто я при пятикратной перегрузке без воздушного барьера прорывался сквозь слои атмосферы. Я уже не видел ничего и не мог понять, где остальные части. Честно говоря, мне было наплевать. Я попал в ловушку, из которой не мог выбраться.

Не знаю, сколько времени я сопротивлялся. Это была вечность, пока я наконец не прорвался сквозь слой. И вдруг ощутил себя в золотом тумане, который словно подарил глоток свежего воздуха. Я больше не был собой. Я превратился в облако. Наконец пришла тишина, я застыл в этом неведомом пространстве.

Но отдохнуть не получилось. Вспышки боли, как регулярные удары молота, начали терзать меня. Ни секунды передышки. Злость заполнила меня до краёв. Сгенерировав визуальную составляющую, я очутился в эпицентре событий.

Восемь штурмовых Гедаров без остановки атаковали левый фланг. Мои шесть Амниумов стояли как оловянные болваны, впитывая урон от штурмовых орудий 2Т234. Все шесть на грани уничтожения. Бронепластины сорваны с мясом, корпуса изуродованы. У некоторых критические повреждения двигательных функций. Секунды отделяли их от полного краха.

С таким положением дел я не желал мириться.

Мгновенно вычислив расстояние до цели, я отправил в атаку шесть нетронутых Амниумов с правого фланга. Их единственным оружием оставались плазменные резаки — достаточно мощные против тяжёлой брони врага, но эффективные лишь в ближнем бою. Чтобы компенсировать этот недостаток, пришлось перебросить большую часть нагрузки реакторов на фасетчатую экранированную защиту.

Вероятность перегорания аулитовых стержней реакторов была пугающе высокой, особенно для не разогнанных систем, но другого выбора не было. Приблизиться к Гедарам по-другому не получится.