Переживал ли и Зорге подобный кризис веры? Вероятно, да. Зорге уже признавался в 1935 году Ниило Виртанену в своих разочарованиях. Но, оказавшись в ловушке в Токио, он не мог ни с кем поделиться своими сомнениями. Японские члены агентуры относились к Зорге как к начальнику, столпу спокойствия и источнику непоколебимой решительности. Клаузен, вероятно самый близкий кандидат в поверенные Зорге в Токио, тоже нуждался в его руководстве и поощрении. Ханако вообще не знала, что он коммунист. А в его признательных показаниях и тюремных записках заявлять о сомнениях было неуместно, ведь Зорге до последнего надеялся, что Советский Союз спасет его.

Есть очевидные признаки, что из-за постоянного напряжения у Зорге начались срывы. Он всегда много пил. Но в 1937 году – и чем дальше, тем чаще – его собутыльники Веннекер и принц Урах стали отмечать, что и без того умопомрачительное количество алкоголя, которое он выпивал, значительно увеличилось. В ходе дебоширских прогулок по барам и танцзалам Гиндзы Зорге впадал то “в экзальтацию, то в слезливую тоску, то в агрессию, то в паранойю, то в манию величия, то в ступор и мрачное похмельное одиночество, облегчить которое способна была лишь новая порция алкоголя”, – вспоминал Урах[34]. Когда Вайзе из Германского информационного бюро попросил Зорге подменить его на время отпуска, вернувшись, он обнаружил, что почти все свое дежурство Зорге был пьян[35].

Тем временем Одзаки и Мияги продолжали кропотливую работу, очевидно ничего не подозревая ни о разворачивающихся в Москве драматических событиях, ни о переживаниях своего начальника. Всегда готовый прийти на помощь, владелец инженерной фирмы Синоцука передал Одзаки список всех крупнейших производителей оружия в Токио и его окрестностях, а также экземпляр последней брошюры о “Принципах национальной обороны”. Мияги занимался вербовкой все новых помощников – преимущественно из рядов известных лиц, сочувствующих коммунизму. Одной из них была Кудзуми Фусако, бывшая жена министра-христианина, отсидевшая пять лет в тюрьме за коммунистические взгляды после массовых арестов в 1929 году. Мияги завербовал Кудзуми из-за ее обширных связей в левых кругах. Еще одним завербованным Мияги помощником стал его собственный врач Ясуда Токутаро. У доктора Ясуды была модная медицинская практика и множество знаменитых пациентов, а как уважаемый антрополог и историк, он имел прекрасные связи еще и в интеллектуальных кругах Токио. Мияги полагал, что доктор может помочь “подорвать планы по уничтожению СССР и предотвратить войну между Японией и Советским Союзом”. Ясуда с радостью согласился передавать любые сплетни на высшем уровне, которые ему доводилось слышать в клинике[36].

Паутина Мияги быстро росла за счет весьма ненадежной сети тюремных единомышленников-социалистов госпожи Кудзуми. Ямана Масадзано, необразованный 34-летний романтик, недавно освободился из тюрьмы, где сидел за связи с коммунистами. Мияги завербовал его и отправил на север, на Хоккайдо, посчитать количество военных лагерей и отметить передвижение войск у японско-советской границы на Южном Сахалине (который японцы называют Карафуто). Бывший университетский профессор Угенда Тагути, тоже отсидевший срок за свои левые взгляды, согласился помогать Мияги с экономической информацией по Хоккайдо и Маньчжурии. Еще одним помощником стал Такаси Хасимото, опять же приверженец левых взглядов, недавно вернувшийся из Маньчжурии, который сообщил Мияги, что японская армия тайно направляет военных под видом строителей на север, на Карафуто, где они разбивают военные лагеря.

На всякий случай Мияги вербовал также и сторонников правых, намекая им – как после своего ареста сделал Каваи, до сих пор отбывавший срок, – будто он связан с подпольными тайными ультранационалистическими обществами. Таким образом Мияги удалось заполучить в качестве информаторов двух правых журналистов, с которыми он общался ради прикрытия, – Масахико Сано и Хатиро Кикути. Но самым важным из новых контактов Мияги стал Ябэ Су, втайне придерживавшийся левых взглядов приближенный секретарь генерала Угаки Кадзусигэ, бывшего министра армии, непродолжительное время занимавшего пост премьер-министра в начале 1937 года[37].

Не прошло и двух лет после приезда Мияги в Токио, как этот растрепанный художник с располагающей улыбкой и обезоруживающей манерой общения, стал исключительно талантливым вербовщиком и руководителем агентов – пусть здравомыслия ему хватало не всегда. К середине 1937 года Мияги контролировал сеть из друзей, наемных агентов, сотрудников и ни о чем не подозревающих простофиль, раскинувшуюся от его родной Окинавы на юге до Хоккайдо на севере. В отличие от неотразимого Зорге, чье подогретое алкоголем обаяние сбивало людей с ног, вынуждая их либо любить его, либо ненавидеть, Мияги обладал умением вливаться в любую компанию, от владелиц великосветских салонов, с которыми он знакомился в художественных галереях Гиндзы, до полуобразованных рыбаков из Хоккайдо. Он мог торчать в дешевых барах, легко вовлекая в беседу незнакомых людей. Мияги даже жаловался начальнику, как много времени ему приходится проводить, выпивая со случайными знакомыми, – самого Зорге эта часть работы не тревожила[38]. Зорге описывал Мияги как “очень простого, добродушного человека”, казавшегося “очень наивным и добрым”[39].

Наивность Мияги, возможно, и была секретом его обаяния. Но связываться с бывшими коммунистами было также невероятно опасно, не говоря уже о том, чтобы вербовать в их рядах такое количество агентов. Нет никаких доказательств, что Зорге высказывался против сотрудничества Мияги с известными коммунистами – но Гудзь, его московский куратор, безусловно, был против. По его словам, он считал, что, командировав Мияги на работу с Зорге, генерал Берзин совершил “большую ошибку… Как можно было работать с коммунистами? За ними же повсюду за границей была установлена слежка”, – рассказывал Гудзь российскому телевидению в 1999 году. “Это Берзин решил взять японского художника из нормальной среды в Соединенных Штатах и направить его к Зорге. Но Зорге не понимал, что он не должен так часто и открыто взаимодействовать с коммунистами”[40]. Но опять же нет никаких доказательств, что Гудзь или кто-либо еще в 4-м управлении предупреждал Зорге и Мияги, чтобы те искали информаторов в менее опасной среде.

Пока Мияги набирал агентов в свою сеть, Одзаки благодаря новому кризису в Китае окажется еще ближе к высшим руководящим кругам Японии. 12 декабря 1936 года генералиссимус Чан Кайши, руководитель партии Гоминьдан и лидер националистического Китая, был арестован своим союзником и подчиненным маршалом Чжаном Сюэляном. “Молодого маршала” Сюэляна – бывшего военачальника Маньчжурии, командовавшего теперь Северо-восточной армией, – вывел из себя отказ Чан Кайши воевать с японцами. Вместо того чтобы противостоять экспансии Японии в Маньчжурию и Внутреннюю Монголию, Чан Кайши продолжал терять людей и ресурсы в борьбе с китайскими коммунистами, руководствуясь принципом, что японцы – это заболевание кожное, а коммунисты – сердечное. Сюэляну, попытавшемуся оказать японцам сопротивление, было приказано отступать[41].