Шрифт:
Я услышала шелест бумаг. Окружающие перешептывались и хихикали. Мужчина откашлялся.
— Если вам двадцать два, сорок шесть или семьдесят. Есть тут такие бабульки? — Он подождал, пока все засмеялись. Жаль, что я не видела, как он выпендривается. — Мне так не кажется. Короче говоря, если вы девушка двадцати двух лет от роду, пожалуйста, отвернитесь. Если вам сорок шесть… — Он замолчал. — Я вам не верю! Никто из присутствующих не выглядит старше тридцати. Особенно моя жена!
Женщина закричала:
— А то! Вышла замуж за старого быка, когда была еще во чреве матери!
Тут даже я рассмеялась.
— А теперь, поскольку мужчинам запрещено участвовать, мне пора идти туда, где меня тепло примет… — После драматической паузы он закончил — …Горлышко винного кувшина! — Женщины засмеялись, а мужчина удалился, на ходу выкрикивая поздравления.
Кто-то откинул покрывало. Я закрыла рот рукой. Дневной свет угасал. Банкетные столы убрали, и теперь открытую площадку устилали ковры. По обеим сторонам расставили длинные столы, покрытые красной драпировкой; каждый из них был заставлен лакированными ящиками, обтянутыми шелком коробками, бутылками и флягами всех размеров. Разноцветные флажки и фонарики свисали с паутины веревок, тянущихся от мачты к мачте. И все свободное пространство, каждая перевернутая бочка, каждый планшир, каждая ступенька трала были заняты целой армией женщин. Казалось, их больше, чем может выдержать корабль.
В центре сидела первая жена Ченг Чхата. Она сжала губы в тонкую линию, что, вероятно, задумывалось как улыбка.
Ухмыляющиеся липа с широко распахнуты глазами напомнили мне зрителей на казни. Я зажмурилась и приказала мерзкому голосу в голове замолчать хоть сейчас. Все ведь хорошо, напомнила я этому голосу. Как Ченг Ят устроил такое пышное торжество за каких-то два дня? И все ради меня, напомнила я голосу. Неважно, что на самом деле происходит в головах этих хихикающих людей. Я сейчас стану женой, как порядочная женщина. Я вот-вот превращусь в одну из них, а то и лучше. Свадьбу уже не остановить, а с последствиями я разберусь потом;
A-и, одетая в самый красивый черный шелк с вышивной, который я когда-либо видела, подвела меня к столу, окруженному подружками невесты, которые держали огромные свечи. В центре стояли чаши, наполненные прозрачным вином. Я выбрала самую большую и отнесла ее к алтарю рядом с грот-мачтой, где встала на колени перед красной табличкой, символизирующей клан Ченг.
— Еще рано, — прошипела А-и.
Я подождала, пока две девочки накинут мне на голову белую простыню, приговаривая:
— Нельзя, чтобы на тебя светили звезды, помнишь?
Зачем беспокоиться о звездах, недоумевала я. Пусть светила позовут мою маму на небесах, чтобы она тоже посмотрела на меня.
Я трижды подняла чашу за новую семью, потом вылила ее в кувшин рядом с табличкой. Внутри зашевелилось странное чувство, которое ничем не проявляло себя во время вчерашних репетиций. Я перестала верить в семью в тот день, когда отец меня продал. И теперь гадала, каково будет снова стать частью семьи. Это все равно что родиться во второй раз?
Я повторила ритуал у второго алтаря перед свитком, на котором были написаны имена моих родителей. Белая простыня заслоняла меня от небес, и я поднесла вино матери. «На моей памяти ты никогда не пила, — подумала я. — Пожалуйста, сделай уж исключение». Затем я предложила вино отцу: его-то упрашивать не надо.
Мне снова закрыли лицо и усадили на табурет. Я уставилась на красные тапочки, а хриплый женский голос бубнил, что я должна слушаться отца, мужа и сына.
А если не будет никаких сыновей? Я потратила полжизни, чтобы научиться избегать беременности. Никому не нужно знать, что я намерена и впредь придерживаться тех же принципов.
Наконец покрывало слетело. Фонари и факелы отбрасывали круги света на палубу. Подружки невесты, переодевшиеся в светло-зеленые шелка, стояли в сторонке, кивая мне, чтобы я ничего не забыла. Дело шло к заключительному акту. Я встала.
Одна девушка подняла над головой аккуратно свернутую новую циновку и произнесла нараспев:
— Никогда тебе больше не спать в своем девичьем доме.
Вторая подхватила:
— Попрощайся со своей старой жизнью.
Я застыла. Весь день я только и думал о ритуале, но после сложных приготовлений, многочисленных повторений и двух бессонных ночей села в лужу, забыв нужные слова.
A-и махала рукой, пока не привлекла мое внимание, подняв вверх четыре пальца.
Четыре.
Похоже на слово «умереть».
Я вспомнила!
Подняв руку к голове, я притворилась, что теряю сознание.
— Я скорее попрощаюсь с миром живых, чем… — Мысленно я расставила слова в нужном порядке. — …Чем покину теплые объятия семьи. Не брачное ложе приготовь мне, а гроб.
Последовало несколько приглушенных смешков среди зрителей.
Подружка невесты с нашего корабля прогарцевала в мою строну, держа над головой керамическую фляжку.
— Сестрица, я принесла тебе сосуд, чтобы мы могли отправиться в горы и отпраздновать твою свадьбу. — Поставив фляжку на стол, она, шаркая, засеменила прочь.