Теперь я без труда вспомнила положенные действия и сделала вид, будто рву на себе одежду.

— Позволь мне обменять это платье на погребальные одежды. Я бы умерла вместо того, чтобы оставить позади счастливую девичью жизнь.

Мои слова вызвали громкий смех, но смеялись собравшиеся вполне по-дружески.

Может быть, меня никто и не презирал.

Другая подружка невесты выскочила вперед, размахивая чугунным утюжком для одежды:

— Сестрица, это тебе, чтобы освежить праздничные одеяния, когда мы будем праздновать с твоим новым мужем.

Рядом с кораблем начали взрываться петарды. Люди закричали. Какая-то гостья соскользнула с платформы и свалилась на других женщин внизу. Это не входило в репетиции.

— Аи-я! Слишком рано! — расстроилась А-и.

Жена Ченг Чхата поднялась со своего места. Лицо у нее раскраснелось, как панцирь омара в горячем воке. Она подобрала юбки, подошла к планширу и закричала через борт тому, кто запускал петарды:

— Ты, черепашье отродье с собачьей мордой! Я прикажу тебе яйца отрезать и скормить воронам!

Вся публика, включая меня, зашлась хохотом. С этого момента я поняла, что мы подружимся.

— Ничего, ничего! Заканчивайте представление! — А-и махала красным шарфом, пока все не уселись, затем передала его подружкам невесты. Они развернули полотнище на всю длину и побежали с ним вокруг меня, пока я вращалась внутри этого хоровода в противоположном направлении.

Мир превратился в цветные пятна: фонари, флажки, женские платья, ковер подо мной, звезды вверху… Я раскинула руки, кружась, подружки невесты пели, а зрители хлопали. Я кружилась и кружилась на месте. Я стала луной в центре неба, драконом в сердцевине моря.

Конец. Прощай, старая жизнь. Я медленно остановилась.

Новое начало. Превращение во что-то новое.

Шарф положили мне на плечи, подружки невесты поправили вокруг меня зеленую юбку, и та же маленькая девочка помогла мне снова надеть мамины свадебные тапочки, а потом взяла меня за руку и повела на нос, где в конце трапа ждала лодочка, символизирующая переход от девичества к замужеству.

Две самые сильные девушки подняли меня. Мы все боялись, что нырнем в воду, пока они несли меня по узкой доске, и с облегчение рассмеялись, когда помощницы наконец усадили меня на декоративный табурет посреди лодки и ушли.

Все события последних трех дней с силой обрушились на меня. Тапочки жали. Мне было трудно сидеть прямо, и потребовалась вся сила воли, чтобы сохранять самообладание перед женщинами Тунгхой Пата, которые махали с планшира и подбадривали меня, хотя мне не удавалось избавиться от мысли, что все это напоказ и является частью ритуала.

Лодочник взмахнул веслом-латоу, и мы скользнули по водному коридору. Несколько драгоценных мгновений я была одинока и спокойна, в то время как единственный голос, звучавший у меня в голове, кричал беззвучно, но оглушительно, и впервые в жизни — от радости. Красные и золотые отражения мерцали в воде, как феи.

Бракосочетание состоялось на борту джонки Ченг Ята — то есть нашей с ним общей джонки.

Церемония, к счастью, была короткой: снова фейерверки, даосские песнопения, недолгое ожидание, пока жена Ченг Чхата не усядется рядом с мужем, чтобы изобразить родителей молодоженов. Мы с Ченг Ятом опустились на колени у их ног и подали им ритуальный чай.

Затем мы поднялись. Я думала, что все кончилось.

Но нет.

Внезапно раздалось множество хлопков, все вокруг заволокло дымом.

Гроздья из сотен хлопушек свисали с верхушек мачт, извиваясь, как огненные змеи, и осыпая всех фонтанами искр и клочков красной бумаги. Звенели гонги, грохотали барабаны.

Суматоха выплескивалась с одного корабля на другой. Разлетались фейерверки, кругом топали, звенели, били в кастрюли; грохот эхом отражался от бортов, заполняя гавань, а мальчишки устроили импровизированный танец драконов.

Затем шум стих, и я услышала свое новое имя. Женщина на соседнем корабле приложила руки во рту и крикнула:

— Ченг Ят-соу!

Крики летели с палубы на палубу, с одного берега на другой, пока не заполнили всю гавань.

— Ченг Ят-соу!

— Ченг Ят-соу! Поздравляю!

Я встала на ящик, чтобы лучше видеть всю гавань и чтобы собравшиеся видели меня. Каждый корабль в Тунгхое ярко освещали тысячи фонарей. Голоса мужчин и женщин, моих товарищей по плаванию и незнакомцев, молодых и старых кружились в воздухе, как ветер, разнося мое новое имя.

— Ченг Ят-соу! Да здравствует Ченг Ят-соу!