Шрифт:
Даже A-и бурчала:
— Грязные мартышки! От этого бетеля у них мозги сгнили! Потом сто лет будем палубу драить!
Я нахваталась достаточно аннамских бранных слов, чтобы предупредить ее:
— Ты вряд ли захотела бы слышать, что они говорят о нас. Наконец в середине шестого дня тхаумук как никогда счастливым голосом объявил:
— Бросить якорь! Опустить паруса! Уберите этот вонючий сброд с моего корабля!
Сампаны и бамбуковые плоты роем отплыли от берега, чтобы забрать наш человеческий груз. Высадка превратилась в хаос. Солдаты толкались, перепрыгивая через борта, некоторые мазали мимо цели, и тяжелые рюкзаки утаскивали их под воду. Мне казалось почти наслаждением утонуть в ктой синей, словно тушь художника, воде.
Длинный извилистый пляж с ослепительно-белым песком тянулся от края до края, окаймленный бесконечной вереницей кокосовых пальм с поникшими головами, ia которыми виднелась такая густая растительность, что, казалось, ничто не могло проникнуть сквозь нее. Я впервые видела джунгли. Кое-где попадались небольшие проплешины и брезентовые шатры; судя по всему, здесь был лагерь.
Ченг Ят чем-то занимался с казначеем. Я спросила тхау-мука:
— Где мы?
— Даже знай я название места, мне бы не позволили его произнести. Но я не знаю, и это существенно облегчает дело.
Утром, пока Ченг Ят надевал свою новую форму адмирала черных джонок Императорского аннамского флота, я стояла у него за спиной, разглаживая складки на шелке.
— Женщина, я тебе не сын.
— Пытаюсь помочь тебе выглядеть адмиралом, а не нищим.
Его ворчание граничило с удивлением. Должно быть, муж пребывал в хорошем настроении по пути на свое первое совещание. Я надеялась, что он оценит мои попытки быть настоящей женой адмирала.
Разумеется, в сампане мне не нашлось места. Пришлось ждать, чтобы присоединиться к коку и трем пустым бочонкам из-под масла на наемном пароме до берега.
Не успели мы ступить на сушу, как нас окружили продавцы, наперебой предлагая фрукты, шляпы и амулеты из кокосовой скорлупы. Очевидно, по окрестностям прополз слух, что в район прибыли тридцать тысяч новых солдат. Наверное, на этом пляже собрались все разносчики и воры Центрального Аннама.
Я прошла за коком через поляну среди деревьев и быстро потеряла его из виду в импровизированном городке из палаток. Мужчины, в основном молодые и демонстрирующие свои загорелые торсы благодаря одеяниям, скорее напоминающим набедренные повязки, хаотично перемещались, таская ведра, мешки или тяжелые ящики между группами, которые разжигали костер или собирали оружие. Ярко-красные от бетеля брызги слюны летели со всех сторон. Кое-где волы тащили телеги, бегали стаи одичавших собак. Единственная разница между этим лагерем и настоящим городом заключалась в том, что единственной женщиной в поле зрения была я.
Когда я проходила мимо, разговоры стихали, а в спину мне неслись непристойные комментарии. Я слишком поздно сообразила, что не очень-то практично было наряжаться в обтягивающее красное шелковое платье и брести в одиночестве через военный лагерь, а потому ускорила шаг и направилась к шатру, где, как я предполагала, находился командный центр.
Двое мужчин преградили мне путь — один высокий, другой низенький и пухлый, словно бочонок, — и фальшивовежливым тоном пригласили меня присоединиться к ним в их палатке. Я потянулась за лежащим на земле камнем и на лучшем своем аннамском пояснила, куда именно им следует направиться.
А потом бросилась бежать.
Часовые в форме остановили меня у шатра. Я попыталась протиснуться мимо них, прокладывая себе дорогу локтями, и, задыхаясь, пробормотала:
— Я жена адмирала.
Маленький, усатый, как мышь, чиновник высунул голову и уставился на меня, словно на какую-то дрянь, которую он выплюнул за обедом.
На смеси кантонского и аннамского я просипела:
— Впустите меня! Адмирал Ченг Ят. Его жена.
— Простите, госпожа. Они очень заняты.
Дав еще один шанс своему аннамскому, я мило улыбнулась.
— Мой друг-император внутри? Пожалуйста, скажите ему, что госпожа Ченг Ят-соу прибыла по его просьбе.
Усы дернулись, пока чинуша принимал решение. Голова нырнула внутрь. Затем меня пустили в шатер.
Внутри было жарко и душно; пространство скудно освещалось единственным отверстием в потолке. Все присутствующие мужчин были в униформе: черной, как у матросов Ченг Ята. Я догадалась, что униформа означает принадлежность к армии. Двое мужчин выделялись на общем фоне в бело-золотых официальных одеяниях. Я приняла их за членов правящего клана, хотя они были слишком взрослыми и не годились на роль юного императора. Вместе с Ченг Чхатом они склонились над картой на столе.
Другой человек в мерцающей черной форме что-то сказал членам королевской семьи, затем повернул голову, и я узнала Куок Поу-тая, который улыбался мне через весь шатер. Впрочем, меня было нетрудно заметить: этакая красная слива в джунглях синего и черного. Два члена королевской семьи проследили за взглядом Куок Поу-тая в моем направлении. Я выдержала их внимание, пока они снова не повернулись к карте.
Вдруг из толпы откуда ни возьмись вынырнул Ченг Ят и оттеснил меня в угол.
— Тебя здесь быть не должно.