— Поехали, пока он не передумал.

Мы сели в машину, и она осторожно двинулась вперед. Обгоняя, держалась как можно дальше, пока мы не оставили его позади.

— Его не задавят? — спросил я.

— Машин здесь немного. Если даже мы отведем его домой, он немедленно снова тронется в путь.

— Вы представляете, что с ним такое?

— С медицинской точки зрения, нет. Он не ориентируется в том, что происходит вокруг. Может — аутист, но этого никто не знает. У него пунктик по поводу раненых животных, вечно кого-нибудь спасает. Понятия не имею, что он с ними делает.

Я не психиатр. Но если предположить, что он страдает аутизмом, нужно признать, что у него имеются и другие психические нарушения.

— Где он живет?

— В разваливающемся домике в Бэкуотерсе. Я несколько раз проезжала мимо. Мрачное зрелище. Вам надо взглянуть на то место, если вы решили, что мы живем на отшибе.

— Один? — По поведению Эдгара я бы заключил, что он не способен поддерживать себя.

— Сейчас один. История такова: он то ли ученый, то ли натуралист. Был женат, имел дочь, но девочка однажды исчезла. Пошла поиграть к подруге и не вернулась. Считается, что она утонула, а Эдгар после такого удара так и не пришел в себя. Жена от него ушла, и он проводит все свое время, обходя Бэкуотерс в поисках дочери. Если, конечно, верить рассказам здешних жителей, — добавила она.

— Полиции так и не удалось обнаружить ребенка? — спросил я, пораженный отголоском истории Эммы Дерби. Если все это правда, сестра Рэйчел была не первой жертвой в здешних местах.

— Не удалось. Но это не имеет отношения к Эмме, если вы это имели в виду. То, о чем я рассказала, произошло двадцать с чем-то лет назад и обросло всяческими слухами. Есть такие, кто утверждает, что Эдгар убил собственную дочь или что он спасает птиц и зверушек, потому что не сумел спасти ее. Все стоит принимать со здоровой долей скепсиса.

Мы оказались на окраине города, и Рэйчел замолчала, когда перед нами появилась табличка: «Добро пожаловать в Кракхейвен». Ниже кто-то распылил из баллончика слова: «И сразу вали назад!»

— Броско! — сказал я, чтобы переменить тему разговора.

— Еще не то скажете, когда въедем в город.

Мы миновали группу бунгало и попали на главную улицу, где стояли кирпичные и облицованные галечником магазинчики. Рэйчел остановилась у цементной пристани, где на краю, напоминая окаменевшие стволы деревьев, торчали причальные надолбы.

— Джемми написал, какого типа нужны свечи. — Она протянула кусочек бумаги с написанными от руки закорючками. — Заправка дальше по дороге, не промахнетесь. Мне надо купить кое-что из продуктов. Давайте встретимся на этом месте, скажем, через полчаса.

Я согласился, стараясь скрыть неожиданное разочарование. Чего я ожидал? Что Рэйчел будет водить меня за руку?

— Раз уж я здесь, подскажите, что мне стоит посмотреть?

— Это зависит от того, насколько вам нравятся закрытые магазины и грязь.

— Надо понимать так, что смотреть здесь нечего. — Я покосился из окна на усталый прибрежный город.

— Боюсь, что так. Кракхейвен перевернулся «брюхом кверху» задолго до того, как я здесь очутилась. Все обанкротились, открыты разве что фургон, где продают рыбу с картофелем, да бьющаяся из последних сил кофейня на набережной. Если надоест осматривать достопримечательности, можете там выпить приличный кофе латте.

— Почему бы нам там и не встретиться? — предложил я, прежде чем успел подумать. Рэйчел удивленно подняла на меня глаза, и я выругал себя за то, что поставил ее в неловкое положение. Стал прикидывать, как лучше выпутаться, но она в свою очередь удивила меня:

— Угостите меня пирожным?

Я притворился, что размышляю.

— Не исключено.

— Тогда до встречи.

Нет печальнее зрелища, чем рабочий городок, в котором больше нет работы. Кракхейвен был именно таким. Курортное местечко на побережье в выходные бы бурлило. Здесь на главной улице царило запустенье, и половина дверей на маленькой набережной была на замке. У сувенирной лавки был такой вид, словно ее годами не открывали. Витрина затянута целлофаном, чтобы сохранить экспозицию от солнца, но углы отлепились и жалко обвисли. Вместе с крабами, безделушками из ракушек и выцветшими открытками валялись дохлые мухи, словно хозяин, однажды заперев лавку, больше не вернулся.

Люди были, но совсем немного. Озабоченные мамаши, бросая по сторонам взгляды, толкали коляски с младенцами, подростки на лавке провожали глазами прохожих, словно видели в каждом потенциальную жертву. Когда я проезжал через город в прошлый раз, не очень приглядывался к окружающему, поглощенный мыслями о предстоящей операции по извлечению тела. Теперь же понял, какое это унылое место.

Выйдя к бухте, я посмотрел в море, но там, где рассчитывал увидеть плещущуюся воду, была только маслянистая грязь, хотя время отлива еще не наступило. Бухта заилилась, поросла водорослями и жесткой, как проволока, травой. В то, что еще осталось от воды, выдавался ненадежный на вид деревянный причал с привязанными лодками, но он казался каким-то временным сооружением.