Шрифт:
– Что там? Садись, нутры сполосни.
– Добре, испиемы пития сего... В соборе "мир" объявляли с корсиканцем с этим, с Наполеонтием.
– Да что ты его в Наполеонтия окрестил, братец?
– спросил первый, раковидный кугогана.
– Напояеонтий я есть, - серьезно ответил "политик".
– Как же так, братец, по-ученому, что ли? А вон везде так печатывают - Наполеон Бонапарт.
– То-то и есть, что печатают... Пропечатает он нам... На слове "печатают" "политик" сделал особое ударение. Говорил он как-то таинственно.
– Да что так страшно говоришь? Что пужаешь нас?
– допытывался первый купчина.
– Не я пужаю, а Наполеонтий пужает...
– Опять Наполеонтий, заладил!
– Наполеонтий и есть... Как тебя зовут?
– вдруг нечаянно обратился "политик" к другому купчине, с скопческим лицом.
Тот удивился.
– Меня? али ты забыл?
– Нет, не забыл.
– Ну, Левонтий.
– У нас, видишь ли, Левонтий, Леонтий, а у французов - Леон, вот что!.. Тебя как зовут?
– также неожиданно и серьезно обратился "политик" и к первому купчине.
– Ну, Авкеентий, - сказал тот, смеясь.
– А у них, значит, Авксен... Терентий, к примеру, у них Терён... Они, значит, одним словом, не любят этого ий, как у нас оно везде: у нас, видишь ты, Василий, а у них вон Базиль. Вот в чем штука-то!.. Так вех и Нажолв-онтий у них, у французов-то, стгал Наполеон.
– Что да иа этого?
– Как же, братец! Да тут не приведи Бог что! Читал ты "Апокалипсис"?
– Читал как-то. Так что ж?
– А что сказано там о конце света? Кто должен прийти на землю?
– Ну, антихрист - "икона зверина", что ли.
– Так. А что он будет делать с людьми?
– Ну, пригонят в свою веру... Да что ты пристал с расспросами, али ты судья, али пол на духу?
– Нет, а ты скажи, какой он знак будея класть на людей? какое число зверино?
– Ну, знамо! какое я в пьяном виде не выговорю.
– Так, верно, Число сие шестьсот шестьдесят шесть.
Сказав это, "политик" таинственно оглянулся и подозвал к себе "малого". Малый опять метнулся как ошпаренный, опять тряхнул волосами, как жеребец гривой, и проговорил:
– Кипяточку-е?
– Нет, любезный, подай мне счеты...
– Счет-с? Да вы что изволили заказывать-с?
– недоумевал "малый", детина четырнадцати вершков.
– Не счет, а счета, на чем считают.
"Малый" метнулся за счетами, словно на пожар, и через минуту принес требуемое. "Политик" передал счеты купчине, с лицом вареного рака в чепчике.
– Клади за мной, - сказал он.
– Какое первое слово в Наполеонтие? Наш?
– Наш, - отвечал раковидный купчина.
– А в наш сколько считается? Пятьдесят?
– Пятьдесят.
– Клади пятьдесят.
– Положил.
– Какое второе слово в Наполеонтие? Аз?
– Точно аз.
– А сколько в аз? Аз - един.
– Един.
– Клади един.
– Есть пятьдесят один.
– Какое третье слово в Наполеонтие? покой?
– Ну, покой.
– А в покое сколько? Восемьдесят?
– Восемьдесят.
– На кости восемьдесят.
– На костях... Сто тридцать один есть.
– Ладно. А какое четвертое слово в Наполеонтие? Он?
– Вестимо, он.
– А в оне сколько?
– В оне семьдесят.
– На кости семьдесят.
– И это есть.
– Ну, братец ты мой, какое пятое слово в Наполеонтие? Люди?
– Люди... Смекаю... Значит, еще тридцать на кости?
– Так, тридцать на кости... Ну-с... За людями идет есть?
– Есть, это еще пять на кости.
– Верно. А за естем что идет в Наполеонтие?
– За естем опять он... И его на кости?
– На кости...
– Так... Ну, всего-то покелева у нас вышло на костях триста шесть... Ишь ты штука!
– дивился купчина, с лицом печеного рака в чепчике.
– А уж одна шестерочка-то, вправду есть... Ну, а откудова ты еще две выудишь?
Всех, видимо, занял таинственный счет. Даже "малый" что-то считал на пальцах, по временам встряхивая гривой.
– Выудим, выудим, - самоуверенно, с торжественной важностью говорил "политик".
– На чем, бишь, мы остановились?
– На оне, он на костях.
– Добре. За оном кто идет в Наполеонтие?
– Опять наш.
– Клади наша на кости...
– Пятьдесят положил.
– За нашем кто идет? Помни Наполеонтий...
– Ну, так за нашем таперича идет твердо... Эво триста... Ишь ты, дьявол! разом навалило сколько... Ай, аи, аи! вот штука! шессот шесть... Ах, ты лядина! одного шести еще не достает... Ну, лядина!