Джуниор моргает, глядя на меня, и я сдерживаю смех.

— Я вижу, тетя Мэгги и дядя Нейт успели в этом году на День благодарения… — Он удерживает Кортни на колене. — Ты сводила мамочку с ума, как я тебе и говорил?

— Да! — сияет она.

— Что? — Спрашиваю я, смеясь. — Вы что, опять ополчились на меня?

Джуниор поднимает палец.

— Я велел ей каждый день делать три вещи, которые мама терпеть не может, пока меня не было. Что это было? — спрашивает он ее.

Кортни напряженно думает.

— Убрать тарелки…

— Это одна из них, — кивает он.

— Почистить зубы.

— Угу.

— Убирать игрушки.

Джуниор смотрит на меня и улыбается.

— Правильно. Это сводит маму с ума.

Мое сердце трепещет, когда он опускает ее на пол.

— Иди выбери книгу, ложись в постель, а я почитаю тебе перед сном, хорошо?

— Хорошо, папочка!

— Доктор Сьюз! — кричит он ей вслед. — Только не Фрейда, пожалуйста.

Я хихикаю.

— Не знаю, Джуниор, думаю, что Сьюз, возможно, немного выходит за рамки твоего понимания прочитанного.

— Элиза Морган, ты называешь меня большим тупым качком?

— Что ж, в таком случае… — Он притягивает меня ближе к себе. — Я лучше возьму свою победную мотыгу.

Он нежно целует меня, и моя грудь трепещет, как всегда.

— Так ты называешь мать своих детей? — Я спрашиваю.

— Если пинетки подойдут, — улыбается он, наклоняясь, чтобы снова поцеловать меня.

Я бросаю взгляд в сторону комнаты Кортни.

— Она была прекрасна, пока тебя не было.

— Хорошо, — говорит он. — У тебя было достаточно поводов для беспокойства. Угрозы постельного режима, обеды на День благодарения… — В его глазах появляется серьезное выражение. — Я хотел быть здесь.

— Теперь ты здесь.

— И я останусь здесь, пока он не родится.

— Джуниор, у тебя игра на следующей неделе.

Он хватает меня за руку.

— Они будут играть без меня.

Я делаю вдох, чтобы возразить.

— Джуниор…

— Я не пропущу рождение своего сына из-за футбольного матча, — говорит он твердым и вызывающим голосом. — Роды через две недели. Я уже согласовал это с тренером. Я остаюсь.

Я поджимаю губы, благодарная и гордая.

— Хорошо.

Джуниор целует меня в щеку и встает.

— Я собираюсь уложить ее спать, а потом встретимся в спальне.

— О, да? — Я спрашиваю. — Что там будет происходить?

— Сначала… — он наклоняется надо мной, — ты ляжешь на кровать, а потом… — Его губы касаются моих. — Я собираюсь растереть твои огромные ступни.

Я разражаюсь смехом.

— Похоже на оргазм.

— Тебе помочь встать?

— Думаю, я справлюсь.

Он отворачивается, оставляя меня еще глубже зарываться в диванные подушки.

Еще одна мышца у меня на спине подергивается, и я меняю положение, чтобы снять спазм до того, как он начнется.

— Ладно, приятель, — говорю я своему животу. — В любой день…

Я надеюсь на боль, на одно быстрое сокращение, которое подскажет мне, что пора, но все, что я получаю, — это бульканье.

— Черт. — Я тяжело вздыхаю и приподнимаюсь.

Голос Джуниора доносится до меня из коридора, мягко переплетаясь с ритмичными, резкими словами детской прозы. Кортни хихикает вместе с ним, ее усталый голос становится все тише с каждой перевернутой страницей.

Я прислоняюсь к стене сразу за дверным проемом, слушаю и улыбаюсь, пытаясь представить, каким будет наш сын. Если он вырастет похожим на своего отца, то можно с уверенностью предположить, что он будет очень непростым…

И еще глаза. Кортни — моя точная копия, за исключением глаз. Они как у Джуниора, вплоть до легких серых крапинок по коричневым краям. Последние две недели разлуки с ним были для меня серьезным испытанием, но иногда, в нужный момент, я смотрела на свою дочь и видела, что Джуниор смотрит на меня в ответ. Я снова влюблялась в него.

Джуниор входит в холл, стараясь двигаться как можно тише, и закрывает за собой дверь. Он поднимает на меня взгляд и улыбается, но быстро становится озабоченным.

— Ты в порядке? — он шепчет.

— Да, — киваю я. — А что?

— Ты плачешь.

Я дотрагиваюсь до своих щек и чувствую, как теплая влага стекает по моему лицу.

— О… — Я отшучиваюсь. — Да, такое случается…

Джуниор вытирает их большими пальцами и приподнимает мое лицо, чтобы поцеловать. На его губах чувствуется желание, а на языке — настойчивое прикосновение, от которого по всему моему телу пробегает дрожь. Я притягиваю его ближе, отвлекаясь от режима «мамочки», чтобы удовлетворить свои собственные женские потребности.