Шрифт:
— Грегори...
— Залезай в гребаную лодку, пока я не оставил тебя здесь!
Я подпрыгиваю от его тона и забираюсь в каноэ, а он выталкивает его, потом забирается сам и начинает грести нас обратно к острову, не говоря ни слова, его глаза прожигают во мне дыру.
Восемнадцатая глава
Себастьян
Я лежу на кровати Хелены и читаю, когда она входит в комнату. Она вздрагивает, останавливается.
У нее мокрые волосы, она в бикини, несет свою одежду. Она запыхалась.
— Где ты была? — спрашиваю я.
Ее взгляд падает на блокнот, который я читаю: — Что ты делаешь? — она подается вперед, пытается выхватить тетрадь у меня из рук.
Я отдергиваю ее, встаю: — Мейд нашла его засунутым между матрасом и пружиной, когда меняла простыни. Как давно это у тебя?
— Это не имеет значения. Это не твое дело.
— Ну, вообще-то, да, это мое дело.
Она потирает рукой лоб: — Я не могу сейчас с этим разбираться, — она идет в ванную, закрывает дверь.
Я открываю ее. Она стоит у раковины, одежда, которую она держала в руках, кучей валяется на полу. Она смотрит на свое отражение, но я не уверен, что она вообще что-то видит.
— Может, расскажешь мне, что, блядь, происходит?
Она поворачивает краны, моет лицо: — Мне нужен душ.
— Зачем?
— Потому что твой брат только что отвез меня на какой-то остров искупаться, и я соленая от воды. Ясно?
— Какой остров?
— Бухта. Не остров.
Я чувствую, как сжимается моя челюсть: — Что он сделал?
— Ничего.
— Не похоже, что это было ничего.
— Просто оставь его в покое.
Я подхожу к раковине, выключаю краны: — Он прикасался к тебе?
Она смотрит на меня: — Всегда одно и то же. Ты позволил ему трогать меня, Себастьян. Помнишь? И не раз.
— И я помню, что тебе это нравилось, — говорю я, хватаю ее за руки, трясу ее, — я помню, как ты кончила. Я не могу выкинуть этот звук из головы.
— Знаешь что? Мне действительно понравилось, мне понравилось, как он трахал меня. Я кончила. И, возможно, мне следовало позволить ему делать то, что он хотел...
— Что он хотел?
— Поцеловать меня. Просто поцеловать меня. Вот и все.
Я отпускаю ее, и когда она возвращается в спальню, я следую за ней.
— Поцелуи - это другое. Интимное, — говорю я.
— Как секс может быть менее интимным? То есть, я понимаю, что он в замешательстве. Ты выставляешь меня на улицу, а потом забираешь обратно. Подвешиваешь меня там, а потом забираешь обратно. И я не могу понять, чего ты хочешь. Что ты делаешь из обязательств, — она опускается на кровать, — Я даже не могу сказать, чего я хочу.
Я стою в стороне, наблюдаю за ней: — Я контролирую это. Он может прикасаться к тебе только тогда, когда я скажу. Он может прикасаться к тебе только так, как я скажу. Я контролирую это.
— Но ты не можешь контролировать эмоции, Себастьян. Это так не работает, даже для тебя. Ты можешь пытаться устроить нас так, как хочешь в своей дурацкой игре, но ты все равно не можешь контролировать то, что мы чувствуем. Никто не может!
— Прими душ, переоденься и оставайся в своей комнате. Мне нужно поговорить с братом.
Она смотрит на меня: — Что ты собираешься делать?
— Это будет между мной и им.
— У тебя так много секретов, так много между тобой и им. Так почему же я всегда оказываюсь посередине? Почему я всегда тот, кого тянут, кто натянут до предела?
Мне нужна минута, чтобы ответить. Я знаю эту заезженную пластинку.
— Это то, что происходит. То, что делает Девочка-Уиллоу, — я иду к двери, но останавливаюсь и оборачиваюсь, — Здесь тоже, — говорю я, протягивая блокнот, — С твоей тетей. Только потом с крайними последствиями. Я не позволю, чтобы это случилось со мной и моим братом.
— Ты хочешь всего этого. Ты хочешь меня. Ты хочешь его. Это не сработает. Разве ты не видишь? Кто-то пострадает. Возможно, все мы.
Черт.
Я провожу рукой по волосам.
— Мне нужно найти брата.
Она качает головой и отворачивается.
Я выхожу за дверь, спускаюсь по лестнице. Я бросаю книгу на свой стол, прежде чем выйти из дома, и нахожу своего брата именно там, где я думаю его найти.
— Какого хрена ты думал, что делаешь, вытаскивая эту штуку? Везешь ее в ней? — спрашиваю я.