— Я не понимаю.

— Понимаешь. Но я все равно объясню. Видишь ли, есть выход. Твоя тетя воспользовалась им. Если один из братьев хочет оставить девушку себе, она должна согласиться, чтобы ее пометили как его.

Это безумие. Вещи из темных веков.

Я выдержала церемонию клеймения.

— Это должен быть ее выбор. Это не может быть принуждением. Это было бы клеймо, которое мой двоюродный дед выжег бы на коже твоей тети Хелены, чтобы заявить о ней. Видишь, еще один способ, которым ивы уничтожают нас. Уничтожить нашу семью.

— Вы похищаете нас. У нас нет выбора.

— Я дам тебе выбор, Хелена.

— Что ты хочешь сказать?

— Ты хочешь его?

— Что?

— Ты хочешь его? Моего брата?

— Мы снова к этому вернулись?

— Потому что он будет требовать тебя. Он мне так и сказал. Вот почему я делился тобой, надеясь, что до этого не дойдет. Надеялся, что он будет достаточно счастлив, чтобы оставить все как есть. Оставить тебя.

— Что?

— Он заберет тебя у меня, когда придет время.

— Я не уйду.

— Это будет не твой выбор. Не тогда. И больше не будет. Вот почему я даю его тебе сейчас.

— Он не может заставить меня.

Он откровенно смеется: — Правда? Оглянись вокруг. Где ты? Мы можем заставить тебя делать все, что захотим.

У меня нет ответа.

— Он возьмет тебя и сломает. Он поклялся в этом.

— Он не... не причинит мне вреда.

— Ты его не знаешь.

— Это то, что он говорит о тебе.

— Если только я не отмечу тебя как свою.

Я слышу его. И хотя я понимала, о чем идет речь, услышать его слова - совсем другое дело. Слышать это вслух.

— Ты поставишь на мне клеймо?

Себастьян кивает.

— Этим?

Он не кивает и не отвечает, но я вижу это в его глазах.

Я качаю головой, отступаю назад и бегу вверх по лестнице, спотыкаюсь и ловлю себя на грязном, сыром камне. Оказавшись на улице, я бегу к дому. Я думаю о том, что видела на шее тети Хелены во время своего «сна». Это был край клейма. Это объясняет, почему, как бы тепло ни было, она носила высокие водолазки.

Почему она всегда держала шею прикрытой.

Она не хотела показывать свой стыд.

Что она любила монстра Скафони.

Любила настолько, что позволила ему выжечь свое клеймо на ее коже.

Двадцатая глава

Себастьян

Когда мы были маленькими, мы с братьями спускались в ту старую часть мавзолея, чтобы поиграть в догонялки. Мы пугали друг друга до смерти. Особенно Грегори был хорош в этом. Хотя Итан был старше его, Грег все равно мог его поймать.

Однажды нас поймала Люсинда. Мне было десять или одиннадцать, и я до сих пор помню это ясно как день. Черт, это единственное воспоминание, которое я хотел бы забыть.

Мавзолей был для нас закрыт. Одна из немногих вещей, которые были. Но мы никогда не позволяли этому мешать нам. Это было одно из лучших мест для игры, особенно после наступления темноты.

Она нашла нас только потому, что мы были достаточно глупы, чтобы зажечь один из факелов, которые мы нашли для освещения. Это был первый раз, когда мы смогли как следует осмотреть это место, и я помню вонь от крысы, которая разлагалась в углу. Мы нашли несколько палок и тыкали ими в разные места.

Я никогда не забуду стук ее каблуков, когда она спускалась по лестнице — медленные и расчетливые шаги, и с каждым шагом наш страх нарастал.

В этом была ее особенность. Ей нравилось пугать нас до смерти. Она даже делала это с Итаном и Грегори с тех пор, как они научились ходить.

Конечно, она обвиняла меня. В этом не было ничего нового. Я думал, она просто побьет меня палкой, как она всегда делала. Это было чертовски больно, но к тому времени я уже знал, чем это чревато, и готовился, когда приходило время понести наказание.

Я не позволял ей корить меня. Не позволял ей думать, что у нее есть преимущество, даже когда она наносила удар за ударом. Я не плакал. Не издал ни звука. И это вероятно, только ухудшило мое положение.

Но в ту ночь Люсинда проявила изобретательность.

Она повела моих братьев вверх по лестнице, но когда пришло время мне пройти через ворота, она остановилась и повернулась ко мне. Вместо слов она лишь усмехнулась, медленно закрыла ворота и протянула цепь, наслаждаясь тем, как она тянется, наслаждаясь страхом на моем лице.