Подобно большинству людей, я считал дуэли смутными малопонятными приметами старины, имеющими к сегодняшней жизни отношение не большее, чем, допустим, пышные эполеты, закрученные усы или украшенные причудливыми росчерками послания, то есть никакое. В наши дни необдуманная реплика влечет за собой не вызов на поединок, а лишь ответную необдуманную реплику; оскорбления, если таковые наносятся, рассматриваются в суде, а высказывания с сексуальным подтекстом являются частью светской беседы. Полтора века назад общение в современном тоне вызвало бы у окружающих в лучшем случае недоумение. Честь, защита которой когда-то непременно требовала дуэли, ныне представляется чем-то подозрительным, служит сомнительной валютой в среде мелких жуликов и влачит жалкое существование в виде пустых клише, коими изобилуют публичные выступления.

Я не предлагаю расстраиваться по этому поводу, а лишь констатирую факты. В то же время, разглядывая камни на полках своего застекленного шкафа, я испытываю самые разные чувства: ошарашенный, стою рядом с Натальей Гончаровой, женой Пушкина, которого смертельно ранили у Черной речки буквально с десяти метров; страдаю от боли и скуки, когда вынужден смотреть смехотворнокитчевую версию «Евгения Онегина» Чайковского, и не вижу ничего странного в том, что Толстой и Тургенев после семнадцати лет размолвки все же решили не стрелять друг в друга…

Конечно, мне очень хотелось выведать, что за истории таят те два камня, к которым не прилагалось никаких описаний. Я снова написал той, которая продала мне этот чемодан, — любезной пожилой берлинке по фамилии Эберляйн, и она познакомила меня с людьми, так или иначе причастными к поединку, о котором далее пойдет речь (разумеется, с теми из них, кто еще жив). Судя по тому, что я знаю сегодня, осколок плитки должна сопровождать этикетка с подписью Берлин, Фридрихсхаген, 14 января 2012 г., а красновато-желтый камень — Хоэнлихен, 18 октября 1957 г. Чисто внешне эти два камня никак не связаны, однако меня с самого начала не покидало подозрение, что дуэли, к которым они относятся, могут иметь схожую подоплеку или даже общую историю.

Общую историю? А вот тут начиналось самое интересное. Ни я, ни кто-либо из моих знакомых понятия не имел о последней немецкой дуэли, которая состоялась в семь часов утра восемнадцатого октября 1937 года в Хоэнлихене. Там, с непосредственного разрешения своего начальства и в присутствии нескольких эсэсовцев, направили друг на друга пистолеты два высокопоставленных нациста. Кем они были, почему решили драться на дуэли и что с ними приключилось потом, установить проблематично. Материалы, которые касаются адъютанта рейхсканцлера с позывным ED 9–1-130 и хранятся в Мюнхенском институте современной истории, не изучал ни один деятель науки. Листая эти документы, я невольно восхищался, сколь удивительные формы способно приобретать безумие, и поражался, как серьезная политика может перерождаться в провинциальный фарс. Жизни большинства людей, присутствовавших на дуэли тем октябрьским утром, оборвались катастрофически, и потому рассматриваемый поединок в некотором смысле можно назвать романтической прелюдией к последовавшей далее эпохе бедствий и кровопролития.

Не менее таинственными представляются и последствия этой канувшей в забвение дуэли. Был ли американский президент Джон Ф. Кеннеди убит в 1963 году из-за того, что в немецком Шёнеберге за двадцать шесть лет до этого некий человек вернулся домой с маневров раньше времени? Можно ли верить слухам, будто Гитлера видели в районе Гельголанда в середине семидесятых? А в чем состоит связь между орденом Железной короны 11 класса, который один самозванец прикрепил к своему лацкану в 1921 году, и большой дырой, зазиявшей почти сто лет спустя в потолке тоннеля под рекой Шпрее в Берлине?

Ответы на эти и подобные вопросы интересуют меня по нескольким причинам: с одной стороны, канувшее в Лету уже не возвратится, с другой — это прошлое извилистыми тропами пробирается в настоящее. То, что вчера было нормой, завтра может стать безумием. А поскольку никто не знает, какие выверты уготовила для нас судьба, я исполню просьбу своего адвоката и сделаю в начале книги важную оговорку. Сегодня предостережения помещают буквально повсюду; не обезопасив себя, нельзя продавать даже зубочистки. Посему уведомляю, что в данной книге встречаются описания негативных действий, которые были запрещены на момент их совершения и остаются под запретом по сей день. Их осуществление может нанести вред здоровью и привести к летальному исходу, оно преследуется по закону и, как правило, причиняет непомерные страдания всем причастным.

Aвmop

1

Не за что уцепиться

В один из тех пасмурных и удручающе хмурых берлинских зимних дней, которые совершенно не по душе ни автору этой книги, ни, смею полагать, ее читателям, к полицейскому участку на Александерплац приблизился мужчина средних лет. Какое-то время он потерянно бродил вдоль фасада в поисках входной двери, удивляясь, почему полиция занимает не монументальное вильгельминское здание с внушительным порталом, а утилитарное современное строение со стеклянными стенами. Синяя вывеска «Полиция» над плоской крышей свидетельствовала, что здесь и впрямь расположено отделение охраны правопорядка, а не городской туалет. Дергая ручку очередной запертой двери, посетитель озадаченно поднял голову, словно надеясь на помощь свыше, и в этот самый миг, как нередко случается в Берлине, наискосок по заурядно серому небу пролетел заурядно серый голубь.

Было бы глупо утверждать, будто нам точно известно, куда он направлялся. Возможно, кто-то видел, что незадолго до пяти вечера этот голубь до порхал до близлежащей ротонды «Часы мира» и нагадил на надпись «Париж», после чего выписал широкую дугу по пути к станции городской желез ной дороги со стеклянным куполом, не глядя ни вправо, ни влево, ни назад. Когда же голубь замедлил полет и сделал последний взмах крыльями перед тем, как сесть на купол, с вышины спикировал сапсан, схватил голубя и на полной скорости понесся к ратуше. Жертва судорожно трепыхалась в когтях хищника. Часы на башне пробили негромко и предостерегающе.