Зандлер кивнул, повернулся к стойке и, поймав взгляд официантки, крикнул:

— Два пива, пожалуйста!

— Для фрау Ксаверштейн вечер пятницы был самым тоскливым на неделе. В шесть вечера она выходила из оптики, направлялась в торговый центр «Карштадт» за углом, поднималась на четвертый этаж и ужинала порцией рыбы с салатом, запивая ее бокалом коктейля. Она всегда занимала один и тот же столик. Сотрудники кафе, которых я допросила, знали ее много лет. Она не листала газет, не болтала по телефону, не писала и не читала сообщения… Она просто сидела и смотрела прямо перед собой. Вероятно, в прошлом с ней случилось нечто трагическое, и чем больше странностей я в ней замечала, тем сильнее мне хотелось разузнать ее историю.

— Может, она была русской шпионкой? Состояла в какой-нибудь секте, где ей промыли мозги?

Танненшмидт проигнорировала эти вопросы. Принесли пиво, старший инспектор и ее ассистент подняли кружки, чокнулись и отпили по глотку.

— Я проследила за некоторыми посетителями оптики и установила их личности. Эти люди действительно приходили туда за новыми очками. Я проверила энергопотребление на счетчике своей подозреваемой, но не обнаружила ничего особенного. Попыталась выведать, с кем она созванивается, и выяснила, что ни с кем. С соседями фрау Ксаверштейн только здоровалась, в беседы не вступала. Мужчина из дома напротив рассказал мне, что прежде она жила с матерью, но после смерти той разговаривала исключительно со своей аквариумной рыбкой. Ее дом располагался в паре кварталов от «Кар-штадта», на работу она всегда ходила одним и тем же маршрутом. Однажды, впрочем, она завернула в зоомагазин, чтобы купить корм для рыбок и бутылочку средства «Скорая аквариумная помощь». Она вышла из магазина, я тотчас направилась туда и уже начала уточнять у продавца, что именно приобрела эта дама, как вдруг она в полном смятении опять вбежала в магазин и заявила, что возвращает покупки, ибо они ей больше не нужны. Вернувшись домой, она включила телевизор — с улицы мне было видно синеватое мерцание экрана. Ровно в одиннадцать ночи свет погас, за окном стало темно. Правда, мне показалось, что из-за штор на ее окне на меня кто-то смотрит, но ведь ночью что только не померещится. В восемь утра фрау Ксаверштейн вышла из дома и направилась на работу. По дороге заглянула в пекарню, взяла бутерброд с сыром и кофе с молоком. И то, и другое она понесла с собой. Дойдя до оптики, скрылась в служебном помещении, позавтракала, в положенный час открыла дверь для посетителей. Что же еще… Ах, да, обед: еду ей всегда приносили из азиатского кафе через дорогу, всегда одно и то же блюдо, как я выяснила у сотрудника кафе, — номер шестьдесят один в меню, курица в мангово-кокосовом соусе. Вот и все.

— Очень грустно, — отозвался Зандлер, — но в целом, по-моему, расследовать тут особо нечего.

— В известной мере. — Инспектор отхлебнула пива. — Спустя несколько дней после того, как я написала отчет о выполнении задания, наш инструктор пригласил меня на беседу и сообщил, что фрау Ксаверштейн покончила с собой, оставив предсмертную записку, адресованную полиции. В записке дама заявляла, что ее силы на исходе. В течение многих лет она страдала паранойей, ни одна попытка лечения не увенчалась успехом. И вот буквально на днях она удостоверилась, что вовсе не болеет и что ее действительно преследует некая женщина… Дальше шло весьма точное описание моей внешности. Я была в шоке.

— Да уж, вот что значит не повезло. Но откуда вы могли знать?

— Инструктор добавил, что кроме него и меня об этой истории никто не знает, и велел сохранить ее в тайне. Он сказал, что женщина была серьезно больна, что я не должна винить себя в случившемся, такое бывает, с другим на моем месте произошло бы то же самое… Просто иногда такое бывает. Инструктор осведомился, хочу ли я рассказать о чем-то еще помимо того, что написала в отчете.

Я спросила, откуда ему известно, что фрау Ксаверштейн тяжело болела, и он ответил, что в ее квартире нашлись рецепты и многие другие вещи, подтверждающие этот факт. У дамы, сказал он, с головой действительно были серьезные проблемы. К примеру, все имущество она завещала своей аквариумной рыбке.

— Точка! — вскричал Зандлер. — Я не ослышался? Рыбке?

— Да-да, своей аквариумной рыбке. Я читала ее завещание. На конверте было написано затейливым девичьим почерком: Просьба о посмертной помощи, внутри лежал листок с текстом от руки: Я, фрау Ксаверштейн, назначаю своего соседа по квартире, голубого сомика, своим единственным наследником.

Теперь уже Зандлер постучал пальцем по лбу.

— Голубой сомик? Не понимаю. У нее в аквариуме жила всего одна рыбка?

— Да. — Танненшмидт вытащила мобильный. — Это я знаю совершенно точно. Нет, в квартире фрау Ксаверштейн я никогда не была, но предложила инструктору, что, если никто не готов взять рыбку к себе, я с удовольствием буду о ней заботиться.

— И что, после этого сомик на какое-то время стал вашим соседом?

— Стал и остается до сих пор.

— Полно, инспектор, зачем вы меня разыгрываете? Декоративные рыбки живут от силы года два!

— Вы правы, — отозвалась Танненшмидт, открывая папку «Фото» на телефоне и протягивая его Зандлеру. — Но из общего правила есть исключения. Голубой сомик — одно из них. Эта рыбка может прожить и двадцать лет.

На экране Зандлер увидел контуры рыбки с яркими пятнами, ее голова была увенчана шипастыми рожками-антеннами.

— Постойте… Не та ли это рыбка, снимок которой висит на стене вашего кабинета?

Возвращаясь в отделение, инспектор и ее помощник не произнесли ни слова. Молча прошли мимо рюкзака, лежащего возле стойки дежурного.

В кабинете Танненшмидт села за компьютер и принялась печатать рапорт, а Зандлер тем временем задумчиво складывал листы бумаги в одну большую стопку и один за другим снимал со стены стикеры, облепившие пространство рядом с фото рыбки.

— И что же случится, когда сомик умрет?

— Вероятно, он станет мертвым.

— Да это понятно, но тогда, выходит, наследство сомика перейдет к вам?

— Ой, не знаю, наследование — дело сложное, очень сложное. Насколько мне известно, сомики родом из Южной Америки. Не хочу исключать…

Телефон на столе ожил. Инспектор взглянула на часы: было около десяти. Звонил дежурный по участку:

— Прошу прощения за позднее беспокойство, фрау старший инспектор, вам поступил экстренный вызов из «Комише опер». Говорят, там человек лежит на полу и кричит.